Неизбранная дорога

"Ну что", - спросила.
"Только то, что вижу".
"Не верю, что ты видишь что-нибудь".
"Странней всего, что не увидел сразу
И вообще отсюда не видал.
Не замечал, поскольку примелькалось.
Все кладбище семейное - в окне,
Да и само - размером с нашу спальню.
Три каменных надгробья и одно
Из мрамора. Приземистые камни
Блестят на солнце. Вряд ли ты глядишь
На них, но я, конечно, понимаю:
Могила сына"...
"Нет, - в слезах, - не смей!"

Из-под его скользнувшая руки,
Лежащей на перилах, вниз метнулась
И снизу вверх взглянула на него
С таким презреньем, что, и сам забывшись,
Воскликнул: "Что же, мне о нем нельзя?"

"Тебе - нельзя! Где шляпа? К черту шляпу!
Пойду пройдусь. Мне надо подышать.
Об этом вообще нельзя мужчинам".

"Но, Эми! Не сбегай хоть в этот раз.
Послушай-ка, я приставать не стану. -
Зажал он подбородок в кулаках. -
Но кое-что спросить хочу, родная".
"Ты не сумеешь".
"Помоги суметь".

В ответ она схватилась за задвижку.

"Ты разозлишься, что я ни скажу.
Я разучился говорить с тобою,
Но подскажи, но намекни мне как.
Согласен - а на что, - и сам не знаю.
Я как мужчина с женщиной готов
На крупные уступки. Хоть на сделку:
Ни слова, если хочешь, ни о чем,
Что было бы тебе невыносимо.
Хотя не может быть подобных тайн
У любящих. Нелюбящие могут
Жить в полутьме, а любящие - нет".
Задвижку отодвинула. "Не надо.
Не уходи, не уноси беду
Другим - хоть в этот раз. Я твой мужчина.
Пусти меня в свою печаль. Пойми:
И у меня терпенье на пределе.
Меня убьет разлука. Дай мне шанс.
Хотя ты все же чуть пережимаешь.
Да, горе, да, огромная беда
Смерть первенца, - но быть столь безутешной
Весь век в счастливом браке по любви?
Ты думаешь, он этого хотел бы?"
"Твои издевки?"
"Что ты, никаких!
Скорее злость. Спущусь к тебе, пожалуй.
О Боже, что за женщина! И я
Не смею говорить о мертвом сыне".

"Не смеешь, раз не знаешь даже как.
Бесчувственность твоя... Его могилку
Ты выкопал недрогнувшей рукой.
Я за тобою из окна следила -
Из этого окна! Как ты махал
Лопатой, перебрасывая гравий
Туда-сюда, туда-сюда, туда-
Сюда... Кто это? Я его не знаю,
Я думала, по лестнице снуя
Прочь от окошка и к окошку снова,
А ты копал, копал... Потом вошел,
На кухне зазвучал твой хриплый голос,
И я, сама не знаю, почему,
Пошла туда и на тебя взглянула.
А ты сидел с землей на башмаках,
С землей со свежевскопанной могилы
Ребенка твоего - и рассуждал
О чепухе какой-то. И лопату
К стене приставил. Именно! К стене!"

"Я слушаю тебя - и душит смех.
О Господи, я проклят, трижды проклят!"
"Твои слова я помню наизусть.
- Дождливый день и три туманных утра -
И весь в труху березовый забор. -
Нашел о чем грустить в такую пору:
Березовый забор!.. А почему
Завешены все окна? Чей здесь гробик?
Об этом ты как будто знать-не-знал.
Откуда в людях равнодушье к смерти?
Ближайшие друзья - и те скорей
Изображают горе, не горюя,
Чуть заболев, останешься один
И встретишься со смертью одиноко,
Потом они на кладбище придут,
Но прежде чем засыпят прах землею,
Вновь обратятся к собственным делам,
Потянутся к живым, вернутся к жизни,
А мир жесток. Я б не грустила так,
Будь в силах изменить хотя бы малость,
Но я не в силах. Нет, и нет, и нет!"

"Что ж, высказалась - вот и полегчало.
И некуда, и незачем идти.
И дверь закрой. И дома можно плакать.
Послушай, Эми! Кто-то там идет!"

"Ты думаешь, я высказалась? Ты же...
Да как же я... Хочу отсюда прочь!"
"Но если ты"... А дверь-то нараспашку.
"Куда ты собралась? Сперва ответь!
Верну тебя силком. Верну, поверь мне!"

Перевод В. Топорова