"Зачем его я только отпустила?"
"Не начинай опять. Ты не смогла
Его оставить - но уж расстаралась.
Вот разве что не показала, как
Противно было жалкое ломанье.
Его супруга не находит слов".
"Фред, ну зачем! Ведь я не виновата.
Зачем все по-другому представлять?
Скажи, она хоть словом показала
Свою обиду?"
"Я ей: "Он уехал".
Она "ну ладно" молвила в ответ,
Но это прозвучало как угроза.
И вдруг: "Да что ж вы, люди?""
""Что ж вы, люди?"
Я позвоню спросить, а что ж она.
Пока он здесь сидел, она молчала,
Их номер Два-Один? Черт, нет гудка.
Наверно, кто-то не повесил трубку.
И заедает. Это же она!
Ушла, не положив ее на место!"
"Ты говори: алло".
"Алло, алло".
"Что слышишь?"
"Слышу комнату пустую.
Ты знаешь - этот странный шум. Ах вот,
Часы пробили, слышу, и окошко
Скрипит. Но нет шагов. Сидит? Ушла?"
"Попробуй покричать".
"Кричать противно".
"Тогда алло".
"Алло, алло, алло...
Послушай, не ушла ль она из дому?"
"Почти не сомневаюсь: так и есть".
"Детей оставив?"
"Подожди немного.
По телефону услыхать нельзя,
Не брошены ли двери нараспашку,
Очаг задут и комната мертва".
"Одно из двух: она или уснула,
Или ушла".
"Что хуже? Не пойму.
Послушай, кто она? Ты с ней встречалась?
Не захотела с нами говорить!"
"Поди-ка, Фред, послушай, что я слышу".
"Часы как будто".
"Больше ничего?"
"Но не слова".
"Нет, не слова".
"Послушай!"
"А что это?"
"Что это? Детский плач!
Хоть далеко - но тут не ошибешься.
Какая мать оставила б дитя
Так плакать?"
"Но ведь это означает..."
"Вне всякого сомненья, лишь одно:
Она ушла. Но не могла ж она
Уйти!.." Вдвоем беспомощно сидели.
"Пока нам ничего не предпринять".
"Послушай, Фред, я не пущу! Не вздумай!"
"Помалкивай". Затренькал телефон.
Они засуетились. Фред взял трубку.
"Как, Мизерв, ты? И дома? А жена?
Как почему? Она не отвечала.
А!.. Вышла, говорит, его встречать. -
Мы очень рады. Брось об этом, парень.
К нам заходи, когда случится".
"Что ж,
Он снова с ней, хоть я не понимаю,
Зачем - такой - он нужен ей".
"Зачем?
Не для себя, так, может, для детишек".
"И все волненье из-за ничего!
Мы обмирали - братец забавлялся.
Зачем он к нам пришел? Поговорить?
О чем, позволь спросить? О снегопаде?
Решил привал устроить с кофейком
На полпути из города в пустыню?
Намерен поступать так каждый раз?"
"Я думал, что тебя сильней задело".
"Я думала, ты вовсе не задет".
"Конечно, он пришел бесцеремонно,
И нас заставил бодрствовать всю ночь,
И грубо пренебрег твоим советом -
Все так. И все ж давай его простим,
Мы в жизнь его на ночь одну попали.
Как думаешь, зайдет ли к нам еще?"
ИЗ СБОРНИКА "НЬЮ-ГЕМПШИР"
ПЕРЕПИСЬ НАСЕЛЕНИЯ
Под вечер я добрался до лачуги
Из горбылей, оклеенных бумагой,
С одним окном, с одной худою дверью...
Единственное в этой части гор
Жилище, да и в том нет ни мужчин,
Ни женщин. (Да и впрочем, непохоже,
Чтоб женщины когда-нибудь тут были -
Так что о них вздыхать?) Я в эту глушь
Пришел, чтобы переписать людей,
Но ни одной живой души не встретил
На сотню миль вокруг. И этот дом,
Куда я шел с какою-то надеждой
И за которым долго наблюдал,
Спускаясь по извилистой тропинке,
Был пуст. Я там не встретил никого,
Кто мог бы смело выйти мне навстречу,
Кому не страшен посторонний глаз.
Стоял сентябрь. Но как бы вы смогли
Сказать, какое было время года,
Когда от тех деревьев, что должны бы
Ронять листву, остались только пни,
Покрытые смолою сахаристой?
А на деревьях, что еще стояли,
Ни листьев не было, ни даже веток,
Секущих воздух осени со свистом.
Лишенный помощи деревьев ветер,
По-видимому, что-то сообщал
О времени - как года, так и дня -
Тем грохотом, с которым дверью хлопал.
Казалось, будто грубые мужчины
Входили, каждый резко двинув дверью,
И следующий вновь ее толкал.
Я насчитал девятерых из тех,
Кого я права не имел считать,
И сам переступил порог - десятым.
Где ужин мой? И где хозяйский ужин?
Нет лампы, что горела б над столом.
Печь холодна и завалилась набок,
И рухнула железная труба.
А люди, громко хлопавшие дверью,
Людьми для слуха были, не для глаза.
Они не упирались в стол локтями,
Они не спали на кривых полатях.
Нет ни людей, ни их костей - и все ж я,
Подумав о костях, вооружился
Изгвазданным смолою топорищем,
Которое валялось на полу.
Не кости лязгали, а стекла в раме.
Умолкла дверь, припертая ногой.
А я стоял и думал, что бы сделать
Для дома и для тех, кого здесь нет.
Покинутая ветхая лачуга
Меня наполнила не меньшей грустью,
Чем древние руины там, где Азия
От Африки Европу отделяет.
Мне ничего не оставалось, разве,
Установив, что дом необитаем,
Далеким скалам громко объявит:
"Дом пуст! И тот, кто прячется в молчанье,
Пусть возразит иль пусть навек молчит!"
Тоска считать людей в таких местах,
Где их число с годами убывает.
Невыносимо там, где их не стало.
Должно быть, я хочу, чтоб жизнь жила.