НАША ПЕВЧЕСКАЯ МОЩЬ
В весенний день снежинки не могли
Коснуться теплой и сухой земли.
Их орды зря растрачивали прыть,
Чтоб местность увлажнить и остудить.
С землей не удавалось совладать -
Она их просто отсылала вспять.
Но после свежей ночи ей пришлось
Рядами рваных снеговых полос
Признаться, что зима опять пришла.
Одну дорогу стужа не взяла.
Наш край назавтра был как неживой:
Трава примята льдистою стопой,
Концами в землю, словно черенки,
Уткнулись мускулистые суки,
От урожая снежного склонясь,
Лишь на дороге властвовала грязь,
Распутица - что б там ни шло ей впрок,
Подземный огнь иль шаркание ног.
Весной мы слышим тысячи певцов,
Слетевшихся сюда со всех концов:
Щеглов, дроздов, малиновок, скворцов.
Одни из них на север улетят,
Другие тут же повернут назад,
А третьи здесь до осени гостят.
И вот что им принес уход весны:
Окрестные поля занесены,
Порхать все время недостанет сил,
Тяжелый снег деревья завалил -
Поди стряхни его со всех ветвей!
Лишь на дороге малость потеплей.
И, завязая в грязных колеях,
Ряды сроднившихся в несчастье птах
Мелькали бесконечной чередой,
Блестящие, как галька под водой.
Я шел. Они шарахались от ног
И щебетали, полные тревог,
Боясь, что их прогонит человек
С дороги теплой на холодный снег.
И кое-кто с тяжелым шумом крыл
Взлетал туда, где лес под снегом был
Таким непрочным сказочным дворцом,
Что рухнет, только тронь его крылом.
Взлетавшие садились предо мной,
Чтоб снова трепетать за свой покой
(А я, гонитель, просто шел домой).
Их опыт до сих пор не научил,
Что стоит залететь погоне в тыл -
И ты недосягаем для врагов.
Итак, в весенний день, среди снегов
Я видел нашу певческую мощь,
Что, ковыляя мимо белых рощ,
Была готова, взмыв под облака,
Воспеть весь мир от корня до цветка.
ПИЧУГА
Унылый посвист в тишине
Весь день мешал работать мне,
И я, чтобы умолкнул он,
Спугнул пичугу от окон.
И устыдился: пусть убог
Был тот мотив и голосок,
Ни у кого, однако, нет
Прав налагать на них запрет.
КРЫША
Я ночью бродил под холодным дождем,
С досадою гладя на собственный дом,
Где свет, не погашенный в верхнем окне,
Никак не давал успокоиться мне.
Ведь свет этот значил, что там меня ждут
И он не потухнет, покуда я тут.
А я не вернусь, пока лампа горит.
Ну что ж, поглядим, кто кого победит,
Посмотрим, идти на попятный кому...
Весь мир погрузился в кромешную тьму,
И ветер был тяжек, как пласт земляной,
И дождь холоднее крупы ледяной.
Но странно: под стрехами крыши моей,
Что летом служила для птичьих семей
Приютом и школою летных наук,
Еще оставалось немало пичуг,
И я, зацепив за приземистый скат,
Спугнул их невольно и сам был не рад.
А птицы взлетали одна за другой
Во тьму, и меня обожгло их бедой.
Обида моя хоть была тяжела,
Да птичья беда тяжелее была:
Ведь им на ночлег не вернуться сюда,
Во мгле не найти обжитого гнезда,
Сухого дупла иль мышиной норы,
И греть будет птаху до самой зари
Лишь искра, что теплится слабо внутри.
Мне стало их жалко, и не оттого ль
В душе вдруг утихли обида и боль,
Я вспомнил, что кровля на доме моем
Потрепана ветром, побита дождем,
Подумал, что крыше починка нужна,
Поскольку совсем прохудилась она,
И капли, наверно, ползут по стене
В каморке, где лампа не гаснет в окне.