А если прихватить драгоценности Романовых? Видел он эту шкатулку, знает, где она лежит в комнате императрицы. А что, это вариант, тут надо все обдумать. С деньгами можно и новые документы сделать, да хоть нейтральный паспорт. Размышления Севы прервал звук клаксона, а через некоторое время он увидел бегущего к нему матроса.
— Комиссар, выходь! Там новый комиссар приехамши…
— Какой комиссар?
— Какой-какой, да от новой власти, вот какой!
Ай-Тодор — Дюльбер. Ноябрь-декабрь 1917. Появление Задорожного.
Поспешив на площадку перед домом, Сева увидел грузовик, перед которым стоял огромный верзила в матросской форме со скуластым лицом и взглядом исподлобья.
— Экая горилла, такой прихлопнет человека как муху и не задумается — подумал Всеволод Каминьский.
— Кто таков? — грубым голосом сказала "горилла".
— Комиссар Временного Правительства Каменский.
— Бывший комиссар бывшего, а ныне низложенного правительства — ответил верзила. Я вас и вашу банду не задерживаю, вели собрать Романовых вместе, а потом можешь убираться ко всем чертям. Хотя, нет, ты сейчас пойдешь со мной, я спрошу Романовых, нет ли за тобой каких долгов.
При этом коротком диалоге вновь прибывшая конвойная команда построилась, выкатив вперед два пулемета Максим и взяв ручной Льюис наизготовку. Новые конвойные были чисто выбриты, молчаливы и подтянуты, частью в матросской, а частью в солдатской форме, но чистой и не мятой. Они представляли настолько резкий контраст с Севиной матросней, что те стушевались и как-то жались друг к другу. Сева робко поинтересовался, есть ли у верзилы мандат и кем он подписан. Тот сунул ему прямо в лицо какую-то бумагу и сказал:
— Если мало, то вот представитель центрального Совета из Петрограда, он подтвердит мои полномочия.
Так они и проследовали в дом, следом два пулеметных расчета вкатили на террасу Максимы и расположили их по углам так, чтобы двор, где кучкой на ветру стоял конвой "временных" перекрестно простреливался. Новое начальство разрешило старой команде взять личные вещи, не более вещмешка на человека и две винтовки для защиты в пути на всю команду, остальное оружие и старый, разбитый и нечищеный несколько месяцев Гочкис оставить в имении. Сева, петроградское начальство и верзила прошли в гостиную, где собралась великокняжеская семья, исключая детей.
— Меня зовут Филипп Львович Задорожный, я комиссар Севастопольского Совета, которому центральное народное Правительство в Петрограде дало особые полномочия по вашей охране. В руках у него оказался список охраняемых и он сверился с ним, довольно грубо и бесцеремонно, обращаясь к Романовым на "ты" и по имени, исключая разве что Марию Федоровну.
— А что будет с нашей старой охраной?
— Временное правительство низложено и лица, ему служившие, более никакой властью не обладают, являясь обычными гражданами республики, не наделенными никакими полномочиями. Я не буду задерживать этого господина — кивнул он на Севу. Единственное, что я хочу спросить, нет ли к нему претензий, не отбирал ли он ценностей и денег.
За всех ответила Мария Федоровна:
— Лично он и его матросы ничего не отбирали, но приезжавшие матросы из Севастопольского Совета отняли у меня мою семейную Библию, которая дорога мне как память. Я готова выкупить ее за любые деньги, которые у меня есть, только верните мне книгу.
— Хорошо, я постараюсь разобрать с этим. Все могут разойтись по своим комнатам. Приказы охраны выполнять беспрекословно. Остальное вам сообщат дополнительно.