— Я сомневаюсь в твоей преданности каждый чёртов день, Валеро. Ты змея.
То, что исходило от него, было нормой. Я вежливо улыбнулась и прошла мимо него, чтобы сесть в машину.
— А ты придурок.
— Все хорошо? — спросил Сойер, глядя на Аттикуса.
— Просто прекрасно.
— Чертовски круто, — прорычал Аттикус, когда двери закрылись за нами с хлопком.
И это всё. Они затащили нас в свои офисы, бросили в изолированные комнаты для допросов и забирали нас одного за другим.
К концу ночи большинство из нас отпустили домой. Меня отпустили вместе с Гасом, Фрэнки и Аттикусом, и мы направились обратно к Гасу с ночёвкой. Мы ждали, когда к нам присоединится Сойер, но этого не произошло.
Утром ему предъявили обвинения по пунктам, за которые предусматривалась уголовная ответственность, и я поняла, что мой худший кошмар сбылся.
Глава 22
Пять лет назад
Я зарегистрировалась у входа и позволила им проводить меня через запертые двери и коридоры, в которых разило металлом и потом. Мои руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не закричать. К тому времени, как я добралась до комнаты для свиданий, меня тошнило от ненависти и запаха этого места.
Видеть Сойера в его тюремной одежде было совершенно новым уровнем разочарования. Это был первый раз, когда мне разрешили навестить его в Шайлкилле, федеральной тюрьме, где он проведет следующие семь-десять лет. Я схватилась за живот и приказала своему телу не портить обед, который я съела во время трехчасовой поездки в глушь Пенсильвании.
Все, что я хотела сделать, это обнять его и заползти к нему на колени. И, может быть, никогда его не оставлять. Мы не общались три месяца — с тех пор, как его выпустили под залог. Это было самое долгое время, которое мы когда-либо проводили, не прикасаясь друг к другу. Еще до того, как мы стали официальной парой, Сойер всегда касался меня. Держал меня за руку, обнимал за плечи, находил все возможные способы быть ко мне ближе. Эта политика «не прикасаться» была сущим адом.
Я винила Мейсона Пейна. Он заплатил Сойеру с лихвой, надеясь, что это заставит его заговорить. Но он не стал. Сойер так и не открыл рта. Вместо этого он принял приговор, признал себя виновным по всем статьям и встретился лицом к лицу со своей судьбой.
И почему он признал себя виновным? Потому что Роман попросил его об этом. Роман хотел послать сообщение в ФБР — что нас не запугают. Что мы не отступим. Что мы не уйдем.
Он сказал Сойеру, что это будет знаком чести, что его жертва ради братвы даст ему уважение, в котором он нуждался, чтобы стать следующим шпионом. Сойер поверил ему.
И вот мы здесь — Сойер в тюрьме в обозримом будущем, а я на улице — работая на все более жестокую преступную семью, возможно, самую могущественную и порочную организацию, которую когда-либо видел округ Колумбия. Их рост за последние десять лет был ошеломляющим. Я могла только представить, что произойдет ещё через десять лет. И рядом со мной не было мужчины, которого я люблю.
Он тут же заключил меня в объятия и поцеловал в щеку. Мы стояли так столько, сколько могли, прижимаясь друг к другу, пока не стали одним существом, одним духом, одной душой. Когда охранник шагнул вперед и постучал по столу, мы медленно, неохотно отступили друг от друга.
Его глаза заблестели, когда я села напротив него за металлический стол.
— Шестёрка, — пробормотал он. — Я скучал по тебе.
Он уже выглядел по-другому. Каким-то образом он был тверже, сделан скорее из камня, чем из человеческой плоти.
— Я пришла, как только мне позволили, — сказала я ему, его образ расплылся от моих непролитых слёз. — Я ненавижу это, — прошептала я.
Он протянул руки через стол, но остановился, прежде чем наши кончики пальцев соприкоснулись.
— Так будет не всегда.
В комнате было оживленно, заключенные и их посетители, сбившись в кучу, тихо беседовали. Я придвинулась к нему ближе и понизила голос еще ниже.
— На что это похоже?
— Ужасно, — честно сказал он мне. — Это место кишит гребаными итальянцами. Клянусь, Пэйн сделал это нарочно. Он пытается меня убить.
— Здесь заключённые среднего уровня опасности, — напомнила я ему. — Они не убийцы.
Он посмотрел на свои руки.
— Да, может быть.
Это означало, что они определенно были убийцами, но в тюрьме оказались не по этой причине.
— Сойер…
Он поднял голову, в его взгляде светились боль и ярость.