Можно с уверенностью сказать, что его плавания с начала 1470-х до середины 1480-х годов могут быть реконструированы по более или менее случайно сохранившимся источникам (см. карту 1). На первый взгляд кажется, что они охватывают огромный диапазон, приводя нашего героя не только в родные воды Генуи в Лигурийском и Тирренском морях[47], но и на восток к границам Средиземного моря на остров Хиос[48], и на запад к самым отдаленным точкам судоходства в Атлантике: в Исландию на севере, Азорские острова в центре и Гвинейский залив на юге[49]. К этому впечатляющему свидетельству об обучении морскому делу следует относиться с осторожностью, поскольку оно почти полностью основано на свидетельстве самого Колумба. Однако оно имеет смысл при внимательном рассмотрении ситуации в Генуе того времени и может восполнить недостаток наших знаний о раннем периоде жизни Колумба, представив нам атмосферу того мира, в котором он жил.
В своей «Космографии» середины XVI века Себастьян Мюнстер[50] решил представить Геную фигурой Януса с большим ключом[51]. Более популярная средневековая легенда выводит название города от предполагаемого основателя Трои Януса, но идея Мюнстера лучше отражает характер Генуи в том виде, в каком он стал определяться в позднем Средневековье: Янус, обращенный на восток и запад, с одной стороны к Леванту, Черному морю и Востоку, с другой – к Западному Средиземноморью, Магрибу и Иберийскому полуострову[52]. С конца XIII века, когда многие генуэзские корабли начали преодолевать неблагоприятное течение, не пропускавшее средиземноморские суда дальше Геркулесовых столбов, взгляд генуэзцев на запад все больше обращался в сторону просторов Атлантики. Несмотря на то что Генуя в шутку считалась «дверью» (лат. ianua) в Италию на пути вдоль Лигурийского побережья, она никогда не контролировала доступ по суше к Альпам или через них. Однако ее растущая морская мощь, ее обширная «империя» торговых колоний вдоль Иберийского и Магрибского морских путей к Атлантике и чрезвычайно большая доля в средиземноморско-атлантической торговле обеспечили ей привилегированное положение в позднесредневековом освоении Атлантики. Ключ, который держит Янус на рисунке Мюнстера, открывает «дверь» не старой римской дороги из Галлии в Италию вдоль побережья, а Геркулесовых столбов.
Генуэзская сеть центров производства и торговли являлась империей лишь в самой малой степени. Во-первых, ей не хватало центрального руководства со стороны государственных учреждений. Во-вторых, она содержала несколько независимых колоний. В-третьих, из-за двойственного поведения генуэзских торговцев, чей успех во многом был обусловлен их взаимной солидарностью, но еще больше их умением приспосабливаться и служить частным или семейным интересам, а не интересам своей нации. Более того, генуэзская политика носила черты «рака-отшельника», довольствовавшегося, по возможности, деятельностью внутри других государств или рядом с ними. От Византии и ханства Золотой Орды на востоке до Португалии и Кастилии на западе генуэзцы принимали покровительство иностранных властителей, результатом чего стала форма скрытого колониализма или суррогатного имперского строительства, при котором, например, большая часть прибыли от испанской заморской экспансии попадала в кошельки генуэзцев. Еще одним результатом данной политики стала идеальная среда для Колумба, который мог опираться на дружбу соотечественников, находясь на службе у иностранных монархов. Несомненно, здесь должны были соединиться выгоды от обоих факторов. Расселение генуэзцев по Средиземноморью, образовавшее целую сеть, почти империю, являлось не осознанной имперской политикой Генуэзского государства, а проявлением некоего неявно выраженного чувства национальной солидарности, подкрепленного семейными узами, а зачастую и превосходящего их. В разной степени это характерно и для других средиземноморских торговых сообществ. Ярким примером являются евреи, которые не имели собственного государства, но с легкостью переходили из порта в порт или с рынка на рынок среди своих единоверцев и осуществляли инвестиции по рекомендациям родных и двоюродных братьев. Даже в Венеции, где коммерческое право к XIII веку стало уже весьма изощренным и где люди, не связанные родственными узами и даже незнакомые друг с другом, могли создавать совместные предприятия или участвовать в акционерных компаниях, большинство успешных торговых предприятий имели семейную основу. При этом быть генуэзцем означало принадлежать к сообществу с характерными чертами и неоспоримыми преимуществами. Генуэзская многосторонняя приспособляемость не исключала ностальгии по родине. Торговцам удавалось успешно адаптироваться к любой экономической среде и любому политическому климату, но при том они неизменно ощущали себя генуэзцами и умели постоянно использовать генуэзские связи. Названия улиц Кафы XIV века – независимой черноморской колонии Генуи – напоминали названия улиц дома. Поэт, известный как Аноним из Генуи, связывал приспособляемость соотечественников с их способностью воспроизводить атмосферу своего родного города:
49
Ibid. 167;