Исходя из того, что в военное время моральный фактор является определяющим при приблизительном равенстве сторон, ему уделялось исключительно большое внимание. Военный психолог Блау писал, что сферой, в которой происходит «вербовка» противника, является человеческая психика. Поэтому пропагандистская деятельность рассматривалась как часть прикладной психологии, а подготовка к войне с тем или иным противником включала в себя наряду с изучением степени политической и социальной напряженности также его психологические особенности, потребности и целевые установки будущих объектов пропаганды17.
При ведении военной пропагадны рекомендовалось всячески возбуждать у противника инстинкт самосохранения, чувство тоски по жене и семье с тем, чтобы вызвать ослабление воинской дисциплины и стойкости. Использование в пропаганде привлекательных социалистических идей называлось одним из необходимых условий ее успеха. «Было бы промахом, — писал один из теоретиков ведения психологической войны, — бороться против марксизма, не используя в известной степени марксистскую заразу»18.
В целях психологического обеспечения идеологического противоборства брались на вооружение и «русские» идеи, и специфика русской души, и русская литература, и конкретные социальные слои. Пытаясь описать особенности «загадочной» русской души, авторы брошюры «Политические задачи немецкого солдата в России в свететотальной войны» отмечали, что русские живут не умом, а чувством, что характерной национальной чертой является богатство чувств и аффектов, интенсивность внутренней жизни, подчеркивалось, что «русские веруют, они хотят веровать во что-нибудь или кого-нибудь», что «русским необходимо крепкое руководство (сильная личность)». Патриотизм советского народа выводился из того, что «русские в своих действиях всегда ищут идеи», наиболее популярными из которых являются идеи патриотизма. Они утверждали, что патриотизм большинства простых людей подсознателен и в этом заключается невиданный успех пропаганды большевиков. Подчеркивая приоритет психологического воздействия в пропаганде против СССР, авторы рекомендаций писали, что «если нам не удастся заставить русских поверить в нас, то вряд ли подействуют разумные аргументы»19.
Пропаганда противника постоянно прибегала к цитированию выдающихся представителей русской литературы — Достоевского, Гоголя, Толстого, Бунина, Короленко, Горького, Гумилева, Л.Андреева, Лермонтова, Фета, Тютчева, Чернышевского и других. Из их произведений подбирались отрывки, свидетельствующие о неприятии авторами революций, насилия, высказывания об отсталости России и «особой» роли крестьянства в ее истории, жертвенности и смирении как высших добродетелях человечества, «исцеляющей» роли веры и русском народе — «народе-богоносце». Ф.М. Достоевский представлялся в качестве идеолога антисемитизма, величайшего противника социализма и пророка антигуманной сущности советской власти, прообразом которой была социальная система Шигалева, изображенная писателем в романе «Бесы».
Нацистское руководство требовало создавать пропагандистскую видимость того, что «главные враги Германии — не народы Советского Союза, а исключительно еврейско-большевистское советское правительство со всеми подчиненными ему сотрудниками и коммунистическая партия, предпринимающая усилия, чтобы добиться мировой революции», что «германские вооруженные силы пришли в страну не как враг, а, напротив, стремятся избавить людей от советской тирании»20.
Принципиальные установки нацистских теоретиков психологической войны, их оценки уровня социально-политической напряженности в СССР легли в основу пропагандистского обеспечения плана «Барбаросса». Пропаганду в войне против СССР предлагалось вести по следующим направлениям:
1. Обвинение СССР в развязывании войны и распространение версии о ее превентивном характере со стороны Германии.
2. Заявления о непобедимости вермахта, превосходстве его оружия и боевой техники.
3. Дискредитация командного состава Красной Армии и руководителей Советского государства.
4. Призывы к прекращению сопротивления и добровольной сдаче в плен, сопровождаемые обещаниями хорошего обращения с советскими военнопленными21.
Функции «идеологического тарана» должны были обеспечить пропаганда антикоммунизма, масштабная критика советской действительности (включая весь послеоктябрьский период), а также специфический для нацизма антисемитизм: во всех мировых и советских «грехах» виноваты только евреи, против евреев были Вольтер, Наполеон, Гете, Гюго, Достоевский и т. д. Возникновение и развитие марксизма, распространение его в России и победа Октябрьской революции изображались как «стремление еврейства к мировому господству». Воинствующий антисемитизм был сквозной темой немецкой пропаганды. Она вращалась вокруг следующих тезисов: 1) война затеяна еврейскими капиталистами Англии и США и ведется в их интересах. Поэтому русский народ вынужден проливать кровь за дело мирового еврейского капитала, 2) евреи являются активнейшими членами советского правительства и именно они втянули СССР в войну против Германии, 3) евреи составляют большинство политического состава Красной Армии и именно они гонят красноармейцев в бой.
Основным содержанием антикоммунистической пропаганды являлось разоблачение советской действительности. О масштабности осуществленного до войны анализа свидетельствует многочисленное использование исторических фактов и противоречий советского общества: насильственность коллективизации, неадекватность ударного стахановского труда и распределительных отношений, чрезмерная тяжесть налогов, декларативность Конституции 1936 г. в вопросах демократии, противоречия между личностью и обществом, репрессивный характер государства, отношения советской власти с церковью, различия во взглядах Сталина и Ленина, факты социальных конфликтов 20-х гг. (волнения на Воткинском, Ижевском заводах) и др. Характерно, что перечисленные темы невольно ассоциируются с тем, что стало изначальным объектом гласности в СССР в 80-х—90-х гг.
В критике марксистской и ленинской концепций социализма и коммунизма содержались и заслуживающие внимания аргументы: реанимировался классический тезис Бернштейна о несовпадении теории и практики научного социализма, но в большей мере научные и социальные аспекты советско-большевистской теории и практики сопоставлялись с немецким «истинным социализмом». При этом подчеркивалось, что советские идеи базируются на абсолютизации классового принципа, а национал-социализм выдвигает общечеловеческие ценности. В пропагандистских материалах заявлялось, что большевики отрицают опыт мировой цивилизации — частную собственность, религию, культурную общность с Европой.
В условиях начавшейся войны эти «заготовки» реализовывались в основном в применении агитационно-пропагандистских методов по отношению к населению оккупированной территории, Красной Армии, к блокированному Ленинграду, к населению прифронтовой полосы. В листовках, радиопередачах, забрасываемой литературе, немецкой периодике, издававшейся для жителей оккупированных областей СССР, интенсивно излагались конкретные варианты и идеи той общеидеологической концепции, которая формировалась задолго до войны. Естественно, что базовые принципы подвергались некоторым коррективам, переживали эволюцию, дополнялись новыми аспектами и оттенками. Но в принципе в идеологическом противостоянии СССР в годы Отечественной войны Германия следовала наработкам предвоенных лет.
К началу войны с СССР вермахт имел в своем распоряжении 11 рот пропаганды общей численностью около 2250 человек. Три такие роты входили в состав группы армий «Север» и занимались ведением пропаганды среди защитников и населения Ленинграда, жителей временно оккупированных районов Ленинградской области. Уровень подготовки подразделений пропаганды противника был достаточно высоким. Достаточно сказать, что многие военные пропагандисты после войны занимали ключевые посты в системе средств массовой информации ФРГ22.