Говорят еще, что сии славяне, смешавшись с тевтонами, немцами, нареклись вандалами[37], то ли от реки Вандал, т. е. Вислы (которая в те времена так называлась), то ли от вождя своего храброго Вандала, и множество зла западной стороне сотворили, а затем Африку заняли, где от года 429-го до года 438-го царствовали, пока Велизарий, Юстиниана воевода, Гилимера[38], царя их, победив, не взял и не привел в Царь-град, а тех вандалов в Африке не искоренил.
Привел бы я здесь и больше свидетелей, которые о нашем славянском народе поминают, да думаю, что веру имеющему и сего довольно.
Было ведь и другого множество памяти достойного с нашим славянским народом, о чем не знаем. Ибо, как выше говорил я, поначалу, простыми будучи, славяне письма не имели. А потому ничего о себе, что с ними раньше было, сказать не могут, то есть откуда их начало, и какие дела они творили, и на каком месте жилье сначала имели. Только окружающих царств летописцы, а больше от тех земель, которые славяне, силой приходя, пленили, кое-что о них написали, и нам сообщили, и страшными нарекли».
«СКАЗАНИЯ О МОСКОВИИ»
Чешский историк-славист Любор Нидерле писал о взглядах Гизеля и его предшественников: «Эта теория была принята сначала всей славянской историографией, и в частности старой польской школой (Кадлубек, Богухвал, Мержва, Chronica Polonorum, Chronica principum Poloniae, Длугош и т. д.) и чешской (Далимил, Ян Маригнола, Пшибик Пулкава, Гаек из Либочан, Б. Папроцкий)… Затем появилась новая теория. Мы не знаем, где именно она возникла. Следует полагать, что она возникла вне упомянутых школ, ибо впервые мы встречаемся с этой теорией в Баварской хронике ХIII века и позднее у немецких и итальянских ученых (Flav. Blondus, A. Coccius Sabellicus, F. Irenicus, В. Rhenanus, A. Krantz и т. д.). От них эту теорию приняли славянские историки Б. Вапповский, М. Кромер, С. Дубравиус, Т. Пешина из Чехорода, Я. Бековский, Я. Матиаш из Судет и многие другие. Согласно второй теории, славяне якобы продвинулись вдоль побережья Черного моря на север и первоначально поселились в Южной России, где истории известны были вначале древние скифы и сарматы, а позднее аланы, роксоланы и т. д. Отсюда и возникла мысль о родстве этих племен со славянами, а также представление о балканских сарматах как о предках всех славян. Продвигаясь дальше на запад, славяне якобы разделились на две основные ветви: южные славяне (на юг от Карпат) и северные (на север от Карпат)».
Помимо упомянутых Нидерле историков и хронистов ХIII-XVI вв., к которым надо добавить еще итальянца Г. Постелло, шведа Я. Магнуса, поляков М. Вельского, С. Сарницкого, М. Стрыйковского, А. Гвагнина и немцев И. Кариона, Ф. Мелан- хтона, Г. Моземана-Фаброниуса, «мосохскую» теорию развивал также в своей книге «История о великом княжестве Московском» (1617) шведский военный агент П. Петрей, неоднократно бывавший в России. Он дал откровенно прошведскую трактовку событий русской истории и особенно эпохи Смуты, а, выводя московитов от Мосоха, подчеркивал, что они переняли жестокие черты библейского прародителя: «Мосох, очень гнусный и жестокий нравами и привычками, а также и своими грубыми и отвратительными делами поселился, где еще и ныне живут его потомки».
И, наконец, уроженец Курляндии Яков Рейтенфельс развернул в написанной на латыни книге «Сказания о Московии» (1676) наиболее содержательную и последовательную историю эволюции легендарных мосхов в московитов. Рейтенфельс даже по нынешним параметрам был высокообразованным человеком. Свои выводы он подкрепляет выдержками из сочинений 24 античных, византийских и средневековых авторов, среди которых Геродот, Плиний, Иордан, Герберштейн, Поссевино, Буссов. Не названы, но были использованы Рейтенфельсом польские историки – Я. Длугош, М. Меховский, М. Стрыйковский. Знаком он был и с сочинением А. Олеария «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно». Таким образом, Рейтенфельс подошел к своему труду чрезвычайно ответственно, изучив труды о Московии практически всех своих предшественников, а это в ту пору было не так просто ввиду закрытости большинства книжных собраний. В списке главных источников Рейтенфельсом указана и некая «Московская летопись» (вероятно, Московский Летописный свод конца XV века). Неизвестно, читал ли он русские летописи лично (Рейтенфельс знал польский язык, а следовательно, за три года пребывания в России вполне мог изучить и русский), но не вызывает сомнений, что каким-то образом он был с ними знаком. Так, в «Сказании о Московии» Рейтенфельс пишет: «…летописи мосхов… утверждают, что мосхи – славянское племя из колена Иафетова» (книга 1, глава 2). В данном случае речь может идти о «Повести временных лет» Нестора-летописца, Густынской летописи и «Синопсисе» архимандрита Иннокентия. Но Рейтенфельс был знаком и с такими летописями, которые до нас явно не дошли: «В 552 г. руссы вспоминают в своих летописях, что они выступили против императора Юстиниана в качестве союзников царя Тотилы вместе с соседями-готами из Скандинавии, что подтверждает и Димитрий, посол московский в письме к папе Клименту VII…»[39] (книга 1, глава 5). В этой же главе у Рейтенфельса сказано: «…будет уместно привести рассказ из новгородских летописей, излагающий событие, совершенно сходное с этим (имеется в виду восстание сарматских рабов в IV в. — A.B.), ибо – говорит летопись – в то время в Угличе, одном из княжеств России, часть рабов возмутилась, и немедленно выстроился Хлопий-град, т. е. город рабов…». Новгородская летопись с таким рассказом нам неизвестна, зато сам рассказ известен по другому источнику – книге Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московии» (1549), что, на мой взгляд, косвенно свидетельствует в пользу того, что упомянутая летопись всё же существовала.
37
38
39
Это событие хронологически совпадает с пропуском в Густынской летописи: «…начав от года 548-го и далее, пока в год […]» (см.).