А их все не было. Холмс, подобно Потрошителю, превратился в ночное существо. Он исчезал с Бейкер-стрит каждый вечер, возвращался на рассвете, а день проводил в молчаливом раздумье. Я не выходил из своей комнаты, зная, что в такие моменты ему необходимо побыть одному. Иногда слышались стенания его скрипки. Когда я уже не мог больше выносить этого пиликанья, я выходил из дому и окунался в благословенный шум лондонских улиц.
На третье утро я пришел в ужас от его вида.
– Холмс, ради всего святого! – воскликнул я. – Что с вами случилось?
Пониже правого виска виднелся уродливый багрово-черный синяк, левый рукав сюртука оторван, а глубокий порез на запястье, несомненно, сильно кровоточил. Он прихрамывал и был так перепачкан, как любой из уличных мальчишек, которых он часто посылал с таинственными заданиями.
– Конфликт в темном переулке, Уотсон.
– Позвольте мне перевязать ваши раны.
Я принес медицинский чемоданчик из своей комнаты. Он мрачно протянул мне руку с окровавленными костяшками пальцев. – Я пытался выманить нашего противника, Уотсон. Мне это удалось.
Усадив Холмса на стул, я приступил к осмотру.
– Удалось, но я потерпел неудачу.
– Вы подвергаете себя опасности, Холмс.
– Убийца, двое убийц, клюнули на мою приманку.
– Те же самые, которые уже нападали на нас?
– Да. Моя цель состояла в том, чтобы упрятать одного из них в тюрьму, но мой револьвер дал осечку – такое чертовское невезение! – и оба удрали.
– Прошу вас, Холмс, успокойтесь. Прилягте. Закройте глаза. Пожалуй, следует дать вам успокоительное.
Он сделал нетерпеливый жест.
– Все это ерунда, простые царапины! Моя неудача – вот отчего мне больно. Если бы мне удалось задержать одного из мерзавцев, я бы очень быстро узнал имя его хозяина!
– Вы предполагаете, что эти скоты совершают все злодейские убийства?
– Господь с вами! Конечно, нет. Это обыкновенные уличные громилы на службе жестокого негодяя, которого мы разыскиваем. – Холмс нервно передернулся. – Еще одного, Уотсон, кровожадного тигра, который рыскает на свободе в джунглях Лондона.
Я вспомнил имя, нагонявшее ужас.
– Профессор Мориарти?
– Мориарти не имеет к этому отношения. Я проверял, чем он занят и где находится. Он далеко отсюда. Нет, это не профессор. Я уверен, что человек, которого мы ищем, – один из четырех.
– Каких четырех вы имеете в виду?
Холмс пожал плечами.
– Какое это имеет значение, если я не могу схватить его!
Холмс откинулся на спинку стула и смотрел на потолок сквозь полуприкрытые, отяжелевшие веки. Но усталость не притупляла его умственной деятельности.
– «Тигр», о котором вы говорите, – спросил я, – какую пользу он извлекает из убийства этих несчастных?
– Дело гораздо более запутано, чем вам представляется, Уотсон. Есть несколько темных нитей, которые вьются и крутятся в этом лабиринте.
– Да еще этот слабоумный в приюте, – пробормотал я.
На лице Холмса появилась безрадостная улыбка.
– Боюсь, мой дорогой Уотсон, что вы ухватились не за ту нить.
– Не могу поверить, что Майкл Осборн никаким образом не замешан.
– Замешан – да. Но… Он не закончил фразу, потому что внизу раздался звонок. Вскоре мы услышали, как миссис Хадсон отворяет дверь. Холмс сказал:
– Я ожидал посетителя. Он не замедлил явиться. Прошу вас, Уотсон, останьтесь. Мой сюртук, пожалуйста. Я не должен выглядеть как хулиган, участвовавший в уличной потасовке и прибежавший к врачу за помощью.
К тому времени, когда он надел сюртук и раскурил трубку, миссис Хадсон появилась, введя за собой в гостиную высокого белокурого, красивого молодого человека. На мой взгляд, ему было тридцать с небольшим. Несомненно, это был воспитанный человек. Если не считать первого испуганного взгляда, он не подал виду, что заметил странный вид Холмса.
– Мистер Тимоти Уэнтуорт, не так ли? – спросил Холмс. – Добро пожаловать, сэр. Присаживайтесь к камину. Сегодня утро сырое и холодное. Знакомьтесь, это мой друг и коллега доктор Уотсон.
Мистер Уэнтуорт поклонился и сел на предложенный стул.
– Ваше имя знаменито, – сказал он, – так же, как и имя доктора Уотсона. Для меня большая честь познакомиться с вами. Но я чрезвычайно загружен в Париже и вырвался только ради своего друга Майкла Осборна. Я был крайне озадачен его таинственным исчезновением. Если я могу что-либо сделать, чтобы помочь Майклу, я сочту, что стоило терпеть неудобства переезда через Ла-Манш.
– Редкая преданность, – сказал Холмс. – Быть может, мы сумеем просветить друг друга, мистер Уэнтуорт. Если вы расскажете нам, что вам известно о пребывании Майкла в Париже, я поведаю вам конец этой истории.
– Я познакомился с Майклом, – начал Тимоти, – примерно два года тому назад, когда мы оба поступили в Сорбонну. Полагаю, он привлекал меня потому, что мы полная противоположность. Я человек скромный, мои друзья даже считают меня застенчивым. Майкл, напротив, отличался пылким нравом – был веселым, порой готовым ввязаться в драку, если ему казалось, что его обманывают. Он никогда не скрывал, что думает – по любому поводу. Тем не менее, делая скидку на недостатки друг друга, мы ладили между собой. Майкл был мне по душе.
– И вы ему, сэр, нисколько не сомневаюсь, – сказал Холмс. – Но скажите мне, что вам было известно о его личной жизни?
– Мы были откровенны друг с другом. Вскоре я узнал, что он второй сын английского аристократа.
– Не был ли он озлоблен тем, что ему не повезло и он родился вторым?
Мистер Тимоти Уэнтуорт, нахмурившись, обдумывал ответ.
– Я бы сказал «да», и все-таки «нет». Майкл иногда как бы вырывался из узды и вел буйный образ жизни. А воспитание и происхождение не допускали подобного поведения, и он испытывал чувство вины, которое его тяготило. Так вот, положение второго сына было для него своего рода предлогом попирать каноны и таким образом оправдывать свое буйство. – Наш молодой гость смущенно замолчал. – Боюсь, что я плохо излагаю свою мысль.
– Напротив, – заверил его Холмс. – Вы выражаетесь очень ясно. И я могу предположить, не правда ли, что Майкл не затаил обиды ни на своего отца, ни на старшего брата?
– Уверен, что нет. Но я могу понять также противоположное мнение – герцога Шайрского. Я представляю себе герцога гордым, даже высокомерным: главная забота его – сохранить честь имени.
– Именно таков он на самом деле, Но прошу вас, продолжайте.
– Ну а потом Майкл связался с этой женщиной. – Неприязнь Тимоти Уэнтуорта явственно сквозила в его тоне. – Майкл познакомился с ней в одном из вертепов на пляс Пигаль. Он рассказал мне о ней на следующий день. Я не придал этому значения, полагая, что это – мимолетное увлечение. Но сейчас я понимаю, что охлаждение дружеских чувств Майкла ко мне началось именно с этого момента. Оно было медленным, если измерять часами и днями, но и достаточно быстрым – с того дня, когда он рассказал о встрече с ней, и до того утра, когда он упаковал свои вещи в нашем обиталище и сообщил мне, что женился на этой женщине.
– Вы, наверное, были шокированы, сэр, – вставил я.
– Шокирован – это не то слово. Я был потрясен! Когда я очнулся и пытался отговорить его, он только рявкнул, чтобы я не совался в чужие дела, и ушел. – Глубокое сожаление отразилось в честных голубых глазах молодого человека. – Это был конец нашей дружбы.
– Вы больше его не видели? – тихо спросил Холмс.
– Я пытался сделать это и видел его мельком еще два раза. Вскоре Майкл был исключен из Сорбонны. Когда я узнал об этом, то решил разыскать его и обнаружил, что он живет в невообразимом убожестве на левом берегу Сены. Он был один, но я предполагаю, что его жена жила вместе с ним. Он был навеселе и принял меня враждебно. Это был как бы совершенно другой человек. Я не мог даже начать разговор, поэтому я положил немного денег на стол и ушел. Две недели спустя я встретил его на улице, близ Сорбонны. Его вид задел меня за живое: он был словно заблудшая душа, с тоской вернувшаяся взглянуть на упущенные возможности. Но вел он себя по-прежнему вызывающе. Когда я попытался заговорить с ним, он огрызнулся и крадучись ускользнул.