Поразительно, что как только эта мысль пришла мне в голову, я получил записку от Холмса. Я вскрыл ее дрожащими руками. Паренек, который принес ее, стоял в ожидании.
«Мой дорогой Уотсон!
Дайте этому мальчику полкроны за труды. Жду вас на Монтегю-стрит.
Шерлок Холмс».
Я уверен, что этот славный, со смышленой мордашкой паренек никогда не получал столь щедрых чаевых. На радостях я дал ему целую крону.
И вот я уже ехал в кэбе, умоляя кучера двигаться побыстрее в тумане, который становился все более похожим на густой гороховый суп. К счастью, возница обладал поразительной способностью находить дорогу. Прошло совсем немного времени, и он сказал:
– Вход справа, сэр. Идите и берегите нос, а то врежетесь в чертовы ворота.
Я рукой нашарил ворота, вошел внутрь, пересек двор и, зайдя в заведение доктора Меррея, увидел Холмса.
– Еще одна, Уотсон, – такой страшной новостью встретил он меня. Доктор Меррей молча стоял возле стола, на котором лежало тело. Майкл-Пьер жался к стене, лицо его выражало неприкрытый страх.
– Бога ради. Холмс, – вскричал я, – чудовище надо остановить!
– Не вы один молите об этом, Уотсон.
– Скотленд-Ярд вам чем-нибудь помог?
– Пожалуй, Уотсон, – ответил он мрачно. – Но помог ли я чем-нибудь Скотленд-Ярду? Боюсь, почти ничем..
Мы попрощались с Мерреем… На улице, в клубящемся тумане, меня охватила дрожь.
– Этот несчастный, который некогда был Майклом Осборном…
– Вы одержимы Майклом Осборном, Уотсон.
– Может быть. – Я заставил свои мысли вернуться к предшествующим событиям. – Холмс, удалось вам поймать посыльного, который удрал?
– Я шел по его следу несколько кварталов, но он знает лондонские лабиринты не хуже меня. Я потерял его из виду.
– И как вы провели остаток дня, позвольте спросить?
– В библиотеке на Бау-стрит.
Мы медленно продвигались в сплошном тумане.
– Куда мы направляемся. Холмс?
– В Уайтчэпел. Я составил схему, Уотсон, на которой помечены места всех известных убийств Потрошителя, и наложил ее на карту района. Я твердо убежден, что Потрошитель действует из какого-то центра – комнаты или квартиры, откуда он выходит на свой страшный промысел и куда возвращается. Прежде всего надо обязательно расспросить свидетелей.
Это поразило меня.
– Я не знал. Холмс, что есть свидетели.
– Своего рода свидетели, Уотсон. В нескольких случаях Потрошитель был опасно близок к разоблачению. Я подозреваю даже, что он сознательно совершает убийства именно таким образом – из презрения и бравады. Вспомните, как мы чуть не столкнулись с ним.
– Прекрасно помню.
– Во всяком случае, я решил, что он, судя по звуку его удалявшихся шагов, движется от внешних границ круга к центру. Именно в центре этого круга мы и будем вести поиски.
Мы упорно продвигались в ночном тумане к клоакам Уайтчэпсла, куда стекались людские нечистоты великого города. Холмс шел уверенно, как человек, хорошо знакомый с этими местами. Только один раз Холмс остановился и спросил:
– Между прочим, Уотсон, вы не забыли положить револьвер в карман?
– Я сделал это перед самым уходом, когда отправился на встречу с вами.
– Я тоже вооружен.
Мы начали с притона курильщиков опиума. Задыхаясь в удушливых испарениях, я шел за Холмсом мимо рядов нар, на которых возлежали наркоманы в чаду своих убогих грез. Холмс поворачивал то одного, то другого, чтобы лучше рассмотреть. Некоторым он бросал несколько слов, иногда получал слово в ответ. Мы покинули притон, не получив там никаких ценных сведений.
Потом мы побывали в нескольких дрянных пивнушках, где нас по большей части встречала угрюмая тишина. Здесь также Холмс перекидывался редкими словами с какими-то типами. Было ясно, что он с ними знаком. Иногда одна-две монеты переходили из его руки в чью-то грязную ладонь.
Мы покинули уже третий вертеп, еще более мерзкий, чем остальные, и я не мог больше сдерживаться.
– Холмс, Потрошитель – это не причина, а результат.
– Результат, Уотсон?
– Да, таких разлагающих заведений, как эти.
Холмс пожал плечами.
– Разве у вас все это не вызывает возмущения?
– Я, конечно, приветствовал бы коренные перемены, Уотсон. Быть может, в некие далекие просвещенные времена они наступят. Пока же я реалист. Утопия – это роскошь, а у меня нет времени мечтать.
Прежде чем я успел ответить, он открыл еще одну дверь, и мы очутились в публичном доме. Ударившая в нос волна дешевых духов чуть не сбила меня с ног. Комната, в которую мы вошли, представляла собой гостиную, где с полдюжины сильно декольтированных особ расположились в ожидании клиентов. Расшитая бисером портьера раздвинулась, и в проеме двери показалась толстая мадам с точечками глаз, напоминавших изюминки.
– Что привело вас в такую ночь, мистер Холмс?
– Уверен, что вы знаете, Леона.
Ее лицо помрачнело.
– Как, по-вашему, почему мои девушки не на улице? Я не хочу потерять ни одну из них!
Сильно накрашенная толстушка затоварила сердито:
– А я чуть не заполучила одного господина, ей-богу, живет в Пакэне. Идет он вверх по лестнице, белый галстук, накидка… Увидел меня и остановился. А тут проклятый бобби[4] высунул свою физиономию из тумана и говорит: «А ну-ка, марш в свою комнату! В такую ночь нечего здесь делать».
Девица злобно плюнула на пол.
Голос Холмса звучал совершенно спокойно, когда он спросил:
– Джентльмен убежал, надо полагать?
– Наверх, в свою комнату, куда же еще? Но меня с собой не взял.
– И что ж, он там живет? Странное место для джентльмена, как думаешь?
Девица вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Живет, где хочет, прах его побери!
Холмс уже двигался к двери. Проходя мимо меня, он прошептал:
– Пошли, Уотсон! Скорее!
Снова мы ринулись в туман. Холмс схватил меня за руку и потащил, не раздумывая, вперед.
– Он у нас в руках, Уотсон! Я уверен. Мы выходим на след дьявола. Он может многое, но не стать же невидимкой!
В каждом слове Холмса, тащившего меня за собой, звучало торжество. Несколько минут спустя мы, спотыкаясь, поднимались по узкой лестнице вдоль деревянной стены.
Напряжение сказалось даже на невероятной выносливости Холмса. Он запыхался и с трудом выговаривал слова:
– Пакэн – это жалкие меблирашки, Уотсон. В Уайтчэпеле их полно. К счастью, я их знаю.
Я посмотрел наверх и увидел, что мы приближаемся к приоткрытой двери. Мы достигли площадки лестницы, и Холмс ворвался внутрь. Я последовал за ним.
– Проклятье! – вскричал Холмс. – Кто-то побывал здесь до нас!
Ни разу за все, время нашей дружбы я не видел Холмса в таком состоянии – это было олицетворение отчаяния. Он неподвижно стоял посреди маленькой, убого обставленной комнаты, держа в руках револьвер, его серые глаза сверкали.
– Если здесь было логово Потрошителя, – воскликнул я, – то он бежал.
– И навсегда, сомнений нет!
– Быть может, Лестрейд тоже напал на его след?
– Держу пари, что нет. Лестрейд сейчас пробирается по каким-нибудь закоулкам.
В комнате царил полный беспорядок – видно, Потрошитель уходил в спешке.
– Нет смысла оставаться здесь, – сказал Холмс, – наш противник слишком умен, чтобы оставлять улики.
В этот момент, может быть, питому, что я подсознательно стремился переключиться на другую тему, я вспомнил о послании для Холмса.
– Между прочим, Холмс, посыльный принес сегодня днем на Бейкер-стрит письмо от вашего брата Майкрофта. Из-за всех этих волнений я забыл о Нем. Я протянул ему конверт, и он вскрыл его.
Если я ждал благодарности, то напрасно. Прочитав записку, Холмс холодно посмотрел на меня.