— Вы, значит, все более убеждаетесь, Леонид Александрович, что нейтринная терапия нашей планете противопоказана? — задумчиво произносит академик Иванов.
— Так же, видимо, как для человека рентгенотерапия в больших дозах.
— Но мы ведь не собираемся лечить нашу планету, — удивляется Скворцов. — Речь идет пока лишь о нейтринографии ее нутра.
— Если бы только удалось получить нейтрино-грамму внутреннего ее ядра так же безболезненно, как и рентгенограмму сердца человека, — вздыхает профессор Кречетов. — И кто знает, может быть, впоследствии можно было бы подумать и о нейтрино-терапии планеты. Если я прав в своем предположении, что нейтринное облучение внутреннего ядра Земли вызывает сейсмические возбуждения в ее коре, то, пожалуй, можно будет и гасить наиболее опасные из этих возбуждений с помощью нейтрино. Вы, Миша, правильно назвали цифру триста тысяч землетрясений в год. И хотя из этого числа катастрофических сравнительно немного, от них все-таки ежегодно гибнет в среднем пятнадцать тысяч человек, а ущерб исчисляется сотнями миллионов долларов.
— Да, есть над чем призадуматься, — вздыхает академик Иванов. — Но что же делать? Не приостанавливать же опыты?
— Придется, наверно, уменьшить мощность нейтринных импульсов.
— Что вы, Леонид Александрович! — удивленно восклицает Миша Скворцов. — Для того чтобы детекторы научно-исследовательского судна «Садко», плавающего по ту сторону планеты в Тихом океане, зафиксировали эти нейтринные импульсы, нужно, наоборот, усилить их.
— И я боюсь вот чего, — продолжает Кречетов, — похоже, что и американцы ведут подобные эксперименты.
— Ну, это едва ли, — усмехается академик Иванов. — При их страсти к сенсациям они давно бы разболтали об этом на весь мир.
— А на сей раз, видно, помалкивают до поры до времени. Хотят, наверно, удивить человечество разгадкой тайны земного ядра и побаиваются, как бы их другие не опередили. Ну, а что дает прием ваших импульсов на «Садко»?
— Пока нечем похвалиться. Видимо, плотность нейтринного пучка все еще недостаточна. Да и длительность импульсов нужно бы увеличить. Это-то как раз возможно, если бы не ваши опасения… С ними нельзя ведь не считаться. А не смогли бы вы теперь, Леонид Александрович, предсказать точный район землетрясения в момент очередного нашего зондажа?
Профессор Кречетов задумывается. Предложение академика Иванова кажется ему очень серьезным. Если бы удалось сделать такое предсказание, связь землетрясений с зондажем ядра планеты нейтринными импульсами была бы бесспорной.
— А знаете, — не очень уверенно произносит он, — над этим стоит подумать. Можете вы дать мне на это два-три дня?
— Конечно, Леонид Александрович.
— И еще одно условие — импульсы должны быть по возможности подобными тем, которые вы посылали в последний раз.
— Это тоже можно, — обещает академик. — А вы где же будете базироваться? В писательском Доме творчества шумно, наверно? Да и понадобиться что-нибудь может…
— Нет, нет, там вполне подходящая обстановка. Люди там более серьезным делом занимаются — романы пишут, — улыбается профессор Кречетов. — А уж мы как-нибудь… Да я уже и подружился там кое с кем. С научными фантастами. Любопытнейшая публика!
— А Ефремова там нет среди них? — интересуется Миша Скворцов.
— Ефремова нет, но и эти меня вполне устраивают. Страшные спорщики! И на любую тему. Конечно, дилетанты, но широкого профиля, так сказать. С ними не соскучишься.
— Ну, смотрите, Леонид Александрович, вам виднее. А в случае чего — прошу к нам на станцию Института океанологии в Голубой бухте.
— А вы теперь туда? Не сложно разве на такой махине?
— Так ведь это вам не пикаровский «Триест», — самодовольно усмехается молчавший все это время капитан батискафа. — Мы на атомном горючем, и автономность наша почти ничем не ограничена. Да и в скорости не уступаем даже океанографическим подводным лодкам…
— Хватит вам хвастаться-то, — добродушно посмеивается академик Иванов. — Отвезите-ка лучше профессора в Дом творчества писателей. Желаем вам успеха, Леонид Александрович.
27
Алексей Русин плохо спит в эту ночь. Просыпается рано, в начале седьмого, и больше уже не может заснуть. Решает встать. Сунув ноги в домашние туфли, выходит в лоджию. Солнце поднялось уже над горами гагринского хребта, и все суда в море полыхают теперь белым пламенем в его лучах.
Лоджия просторная, в ней вполне можно делать зарядку. Алексей без особого энтузиазма широко разводит руки в стороны, начиная первое упражнение своего комплекса. То и дело сбиваясь со счета и нарушая ритм, он вспоминает вчерашний вечер, проведенный с профессором Кречетовым и Варей.
Леонид Александрович предложил после ужина посидеть на каменных плитах старой набережной у берега моря, хотя Варе хотелось, видимо, пойти на танцевальную площадку на приморской территории Литфонда. Она надеялась, наверно, встретить там Вадима, о появлении которого в Гагре все еще не решилась сообщить дяде.
Профессор был задумчив и рассеян. На вопросы Вари и Алексея отвечал невпопад. Подолгу молчал, будто прислушиваясь к монотонному шуму волн и шороху гальки. А Алексей не знал, чем ему занять Варю, о чем говорить с ней? И хотя ему давно уже ясно было, что научные разговоры наводят на нее скуку, не смог придумать ничего лучшего, как попытаться объяснить ей происхождение морей и океанов. Ему казалось, будто он удивит ее, сообщив, что ученые до сих пор спорят о происхождении впадин, заполненных океанами и морями, и что «механизм» образования самой океанской воды все еще недостаточно ясен.
Варя, однако, смотрела не на таинственное море, а на луну, и Алексей решил рассказать ей кое-что о нашей спутнице. О том, что когда-то была она гораздо ближе к Земле, всего в двадцати тысячах километров, а в отдаленном будущем снова приблизится к ней, и настолько близко, что рассыплется на куски и опояшет Землю кольцами, подобно Сатурну.
А Варя все вздыхала и, видимо, не о судьбе луны, а о Вадиме. Алексею даже жалко ее стало, и он хотел уже попросить Леонида Александровича отпустить ее на танцплощадку, но профессор, задумчиво молчавший все это время, вдруг спросил:
— Вы, кажется, собираетесь написать роман-предупреждение, Алексей Васильевич? Пишете уже?… Это очень своевременно… Очень! Никогда еще не несли ученые такой ответственности за эксперимент, как теперь. Алхимики, экспериментировавшие с различными веществами в поисках чудодейственных камней мудрости и иногда взрывавшиеся в своих подземных лабораториях, рисковали главным образом своей жизнью. Физики первой половины нашего столетия, ковырявшиеся в недрах атомного ядра, подвергали опасности уже целые научно-исследовательские учреждения. А чуть попозже, овладев механикой цепных реакций тяжелых ядер и синтезом легких, поставили на карту судьбы человечества. Но теперь, торопясь с разгадкой тайн своей планеты, ученые могут вызвать еще большую катастрофу…
— Повторить судьбу Фаэтона? — заметно дрогнувшим голосом спросил Алексей.
Профессор не ответил ему, он снова погрузился в свои невеселые мысли. Но, помолчав несколько минут, вдруг заявил:
— А не пойти ли вам на танцплощадку, молодые люди? Только вы потом проводите Варю на ее квартиру, Алексей Васильевич.
И они пошли, хотя Алексей почти не сомневался, что Варю там ждет Вадим. Так оно и оказалось. Вадим действительно был на площадке, и не один, а с каким-то человеком, постарше его и довольно интеллигентным на вид.
— Познакомьтесь, пожалуйста, с моими московскими друзьями, Алексей Васильевич, — сказала Варя. — Это мой сосед по дому Вадим, а это его друг, инженер Корнелий Иванович. И знаете, если вы не имеете желания потанцевать, то обо мне не беспокойтесь, они меня потом проводят.