Все эти труды, изобретательность и расходы были бесполезны с точки зрения внешнего и враждебного взгляда. На самом деле все это было настоящим Сингапуром, открытым для атаки с невидимой и неожиданной стороны, если, конечно, во всех этих тщательно продуманных предосторожностях не проглядели очевидного.
И несмотря на хитрости и предосторожности, очевидное было упущено. Люди, стоящие высоко на лестнице научного центра, были блестящими специалистами, но каждый в своей области, и полные невежды в других областях. Главный бактериолог мог часами рассказывать о новом вирусе, но понятия не имел, сколько спутников у Сатурна. Главный баллистик мог быстро нарисовать сложнейшую траекторию движения тела, но не мог сказать, к какому классу относится опоссум — к лошадям, оленям или жирафам. Все предприятие было напичкано высококвалифицированными специалистами, но там не было лишь одного, такого, который мог бы понять намеки, которые становились уже очевидны.
Например, никто не придавал значения тому факту, что, если служащие смирились с постоянным подслушиванием, подсматриванием и периодическими обысками, большинство из них ненавидели эту цветную систему. Цвет стал символом престижа. Служащие желтого отдела считали себя обделенными по сравнению со служащими голубого отдела, хотя и те и другие получали одинаковое жалованье. Человек, работающий за красными дверями, считал себя на голову выше, чем человек, работающий за белыми. И так далее.
Женщины, которые всегда были наиболее чувствительным элементом общества в социологическом плане, раздули это еще сильнее. Женщины-служащие и жены работников в своих связях твердо придерживались цветового принципа. Жены работников черного отдела считали себя выше остальных и гордились этим, а жены работников белого отдела считали себя ниже и негодовали. Сладкая улыбка, воркующий голос и в то же время по-кошачьи выпущенные коготки были у них нормальной формой приветствия.
Такое положение дел было принято всеми и рассматривалось просто как заведенный порядок. Но порядок этот был далеко не прост и являлся прямым доказательством, что в центре работают обычные люди, а не стальные роботы. Отсутствующий специалист — грамотный психолог — увидел бы это с первого взгляда, даже если бы и не мог отличить систему навигации ракеты от системы наведения той же ракеты.
Вот здесь-то и лежала главная слабость. Не в бетоне, граните или стали, не в механизмах или электронных устройствах, не в порядке, не в предосторожностях, не в бумажных делах, а просто в плоти и крови.
Отставка Хаперни принесла больше раздражения, чем тревоги. Сорока двух лет, темноволосый, склонный к полноте, он был специалистом по глубокому вакууму. Все, кто его знал, считали его умным, работящим и спокойным, как гипсовая статуя. Насколько было известно, его ничто не интересовало, кроме его работы, ничто не беспокоило, кроме его работы. То, что он был холостяк, рассматривалось как доказательство, что его ничто не отвлекает от его основной работы.
Байтс, начальник отдела, и Лейдлер, начальник охраны, вызвали его для собеседования. Они сидели рядом за большим письменным столом, когда Хаперни, шаркая ногами, вошел в кабинет и мигая уставился на них сквозь толстые стекла очков. Байтс взял из стопки лист бумаги и положил его перед собой.
— Мистер Хаперни, я только что получил вот это. Ваше прошение об отставке. В чем дело?
— Я хочу уйти, — ответил Хаперни.
— Почему? Вы нашли себе лучшее место где-нибудь еще? Мы должны это знать.
Хаперни начал переминаться с ноги на ногу. Вид у него был довольно несчастный.
— Нет, я не нашел еще другой работы. Да я и не искал. Пока что нет. Может быть, потом.
— Тогда почему вы решили уйти? — спросил Байтс.
— С меня довольно, — сказал Хаперни смущенно и взволнованно.
— Довольно? — скептически переспросил Байтс. — Довольно чего?
— Работать здесь.
— Давайте говорить прямо, — настаивал Байтс, — мы вас ценим. Вы работаете здесь уже четырнадцать лет. До сих пор вы, казалось, были довольны. Ваша работа считалась первоклассной, и никто никогда не критиковал ее или вас. Если вы будете продолжать в том же духе, то обеспечите себя до конца своих дней. Вы действительно хотите отказаться от выгодной и интересной работы?
— Да, — подтвердил Хаперни.
— И ничего не имеете лучшего в перспективе?
— Именно так.
Откинувшись на спинку стула, Байтс задумчиво уставился на него.
— Знаете, о чем я подумал? Вам стоит показаться врачу.
— Я не хочу, — ответил Хаперни. — Более того, мне это не надо и я не буду этого делать.
— Врач может просто определить, что вы страдаете от истощения нервной системы в результате того, что много и упорно работаете. Он, вероятно, просто порекомендует вам долгий и полный отдых, — не сдавался Байтс. — Вы сможете тогда взять оплачиваемый отпуск. Поехать куда-нибудь в спокойное местечко, порыбачить, и в положенное время вы вернетесь такой же блестящий, как миллион долларов.
— Я не интересуюсь рыбалкой.
— Какой же черт вас тогда интересует? Что собираетесь делать после того, как уйдете отсюда?
— Поеду куда глаза глядят, попутешествую немного. Я хочу быть свободным и ехать куда хочу.
Нахмурившись, вступил Лейдлер:
— Вы хотите выехать из страны?