Сказать Вам честно, дорогой товарищ Сталин, я не уверен, что эти 25% есть правильная мера. Наше будущее должно строиться без корыстно.
Мы начали конфискацию. Все шло успешно, но Дарья Калмыкова, жена Сергея Калмыкова и по совместительству моя сестра, в мое отсутствие пришла в наш дом, где мы кое-как жили, потому что все растащили, пока меня там не было, схватила нож и приставила к горлу моей жены Валентины (по документам Вальтрауд, из немцев) на глазах нашего сына Владимира и грудной дочери Екатерины, которую мы пожалели, что взяли с собой, но кто же знал и стала кричать, что ее убьет, если я не верну их семье все имущество. Владимир и жена кричали, прибежали люди и отняли Валентину, Дарья успела только ее чиркнуть по плечу.
Кулаков вывезли. Дарью надо было арестовать, вызвали милицию, но она не приехала из-за метели. Тогда отпустили вместе с мужем, учитывая, что маленькие дети.
После метели приехал с РИКА уполномоченный Савочкин с отрядом, тоже бывший бандит и эсер, но был и красноармеец, он собрал собрание и ругался на несдачу сельхозналога и самообложения. Но с ним не соглашались. Тогда он повел вопрос по-другому и спросил: «Поднимите руки, кто против Советской Власти?» Никто не поднял, себе дороже. Тогда он сказал: «Советская Власть устанавливает вам самообложение 35% от сельхозналога, кто против?» Все подняли руки против. Он сказал: «Но самообложение и есть Советская власть, еще раз спрашиваю, вы, значит, против Советской Власти? Поднимите руки». Никто не поднял. «Хорошо, а кто за Советскую Власть?» – опять спросил он. Все подняли руки, и он сказал помощнику: «Пиши, что все единогласно голосовали за 35% самообложения, потому что это и есть Советская Власть».
Я сказал ему, что это не совсем так, но он сказал, что это тактика и дипломатия.
На другой день Савочкин и отряд пошли описывать имущество в счет налога. У Петра Смирнова Большого, брата Ивана, но не кулака, жил после смерти их отца Захара Васильевича отдельно его жена Татьяна не соглашалась добровольно отдать простынь, одеяло и скатерку из сундука мануфактуру, тогда отрядник сам взял мануфактуру, она его ударила рукой. Я сделал замечание отряднику, что сперва надо применить убеждение, что трудности будут возмещены общим трудом и благополучием, а потом хватать, что попало, но он не послушал.
Татьяну взяли и повели, но тут прибежали другие женщины, а среди них неизвестно откуда Дарья Калмыкова, которую уже выселили. Но она оказалась тут и закричала мне, что лучше пусть я иду домой и посмотрю, есть ли у меня там кто живой. Это моя классовая слабость и ошибка, но я испугался и побежал домой. Там все были живы. Это был обман со стороны Калмыковой. Я вернулся обратно и увидел, что лежит избитый Савочкин и еще двое отрядников, из них оба убитые. Остальные подобрали Савочкина и уехали. Они уехали с обозом, потому что успели описать и собрать много имущества. И вели также скот в счет недоимок.
Тогда Дарья, Татьяна и другие женщины побежали за ними. Они прибежали в Акулиновку, где отряд тоже начал описывать, и вели агитацию среди других женщин. В Акулиновке их тоже оказалось много. Так и получилась женская банда, в которой меня обвиняют как зачинщика и виноватого, что не задушил в корне. Она собралась со Смирнова, Акулиновки, Криунова, Валков, Дорофеевки, Урочья и др. У них оказалось вооружение и гужевой транспорт. И даже два пулемета. Они начали действия, про которые Вам наверняка докладывали. Мужчины там где-то тоже были, но не показывались, чтобы не приняли за настоящую банду. Они знали, что у отрядников указание не стрелять в женщин. И женщины этим воспользовались. Хотя потом начали стрелять, когда дошло до прямого боя, но это было потом.
Я был в полном отчаянии сомнении, дорогой товарищ Сталин. Я оставался свято верным идее неотвратимости светлого Будущего, но как мне быть, если кроме меня в него никто не верил? Но еще Меня беспокоила естественная шкурная забота о моей семье. Я решил отвезти ее на станцию и отправить домой, а сам остаться. Я просил лошадь, никто не дал, пришлось взять во временную реквизицию. Мы поехали. На пути нас встретила банда. Там были Дарья, Татьяна и другие. Меня сразу же сильно ударили, я очень плохо понимал происходившее. Но видел, что Дарья что-то кричит моей Вале, а потом ударяет ее прикладом и стреляет в нее. Она ее убила. Потом она берет грудную дочь Екатерину и хочет в нее тоже стрелять. Я встал на колени и говорил, чтобы она убила меня, а не трогала дитя. Она послушала и выстрелила в меня. Они уехали. Я остался живой, сын Владимир помог мне лечь на сани и повез к станции. Мы даже не похоронили Валентину. Я там остался в больнице, думал, что умру, а Владимира и Екатерину отправили в Покровск. Они и сейчас там.