Джош смутился, но улыбка с его губ не сошла.
-Ну, те, что гадят – обычные голуби. Фамильяры не испражняются на прохожих.
-Марисса ниже Стэнли рангом?- проглотив смешок, спросила я, но Джош не успел ответить – мы подошли к дверям зала.
-Да, она ниже,- ответил Стэнли и посмотрел на меня.- Но без нее Система не сможет слаженно работать. Без каждого из фамильяров, служащих Верховной Ведьме, не собрать полноценный механизм – он остановится и рухнет. И важна любая деталь, даже самая мельчайшая. Так что, если учесть, сколько патрулей под моим командованием и контролем, Марисса где-то между захудалым шурупом и одной из шестеренок в огромной неусыпно действующей машине.
Понимающе кивнув, я улыбнулась и потянулась к Джошу:
-Он сравнил Мариссу с шурупом?!
-Это же Стэнли!- усмехнулся Джош.- Нас он, может, вообще с ржавыми гайками сравнивает.
Отпрянув от Джоша, я с осуждением взглянула на него. В мыслях у него было совсем иное. Об этом свидетельствовал тихий злобный смех и нездоровый блеск в каре-зеленых глазах.
-Вы хотели отодвинуть завесу светского бесчинства,- напомнил Стэнли, берясь за ручки дверей.- Прошу!
Приоткрыв двери ровно настолько, чтобы можно было заглянуть в зал, он отступил. Но едва я шагнула ближе, чтобы посмотреть, как они распахнулись от порыва ветра. Меня отбросило назад, я упала в объятия Джоша, а Стэнли ворвался в помещение. В распахнутые окна вылетали маги, обратившись в белый дым, опрокидывая в спешке столы, напольные вазы с цветами и бюсты. Музыка не успела отзвучать, а музыкантов уже и след простыл, брошенные бокалы с шампанским и вином еще не разбились о пол, а зал уже опустел. Красивый мозаичный паркет был усыпан конфетти и блестками, а посреди помещения, уперев руки в боки, стояла злая и обиженная Марисса.
Сжав губы в тонкую линию, Стэнли повернулся на каблуках и посмотрел мне в глаза:
-На сегодня вечеринка окончена. Приходите в другой раз.
Но я его уже не слышала – ноги сами вели меня в зал. Джошу ничего не оставалось, кроме как отпустить меня. Я шла, а опрокинутые стулья поднимались, скатерти ровно стелились на столах, вазы с цветами поднимались и вставали на место, как и бюсты. Те, что разбились, собирались по крупинкам обратно. Я шла, а под ногами не хрустела мишура – ее не стало. На окнах висели другие шторы, а под потолком мерцала хрустальная люстра. Та же, что и сейчас, но новее и ярче.
Слева зазвучала музыка, и я резко отпрянула - откуда ни возьмись, появился оркестр. За столами сидели дамы в пышных платьях, с высокими прическами, глаза слепило от красоты украшений, оттягивающих их уши и шеи. Но я быстро потеряла к ним интерес: впереди мелькнула тень. Повернувшись, я увидела перед собой мужчину, протягивающего мне руку. Я удивилась, но приняла ее и ахнула – на мне было небесно-голубое атласное платье с роскошной юбкой в пол и кружевной отделкой на глубоком вырезе. Подняв голову, вновь посмотрела на мужчину, но его лицо оказалось размытым.
Он кружил меня в танце, осторожно придерживая за талию. Лица, мебель, детали интерьера – все вокруг слилось в пестрое пятно без четких очертаний. Но один и тот же силуэт бросался в глаза и с каждым кругом прояснялся. Кавалер не интересовал меня, я ждала следующего витка танца, чтобы вновь увидеть другого мужчину. Он был одет в белую рубашку и черный костюм-двойку, держа руки за спиной, из дверей зала наблюдал за нашим танцем. Голубые глаза, излучающие тепло и грусть, следили за каждым моим движением. Тонкая бородка, прямые темно-русые волосы, на губах играла едва уловимая улыбка – он был красив той красотой, от которой сердце замирает. Вроде бы ничего особенного, но что-то в его внешности заставляло дышать чаще. В груди теплело, когда мы встречались взглядами. В какой-то момент захотелось оборвать танец, остановиться и последовать за голубоглазым мужчиной, но он опечаленно опустил голову и, развернувшись, покинул зал быстрым шагом.
Видение вытолкнуло меня в реальность так же резко, как и поглотило. Глаза заволокло пеленой слез Линетт, провожающей взглядом того мужчину. И последнее, что я помнила – как падаю в объятия Джоша. Голова шла кругом, я снова оказалась в зале после вечеринки, а в груди дрожала чужая боль.