-А кто будет убийцу искать? Брейнт?! Я не смогу спокойно спать, пока не разберусь во всем! И дело не только в мести, но и в справедливости.
-Тебе в таком состоянии только расследованием заниматься,- в его голосе появились первые искорки гнева.
-Нужно искать по горячим следам,- не унималась я. Бен тверже сдавил меня, заставив замолчать и глубже вдохнуть. Охватил шею ладонью, сжал пальцы и запрокинул мне голову. Я судорожно сглотнула, испуганно глядя в его искрящиеся голубые глаза.
-Сперва следует хорошенько все обдумать и осмотреться в доме. У Моники должны быть секреты, за которые ее и убили,- сказал он, поглаживая подушечкой большого пальца мне подбородок.- С тобой хотя бы все ясно: кулон, доставшийся от древней ведьмы. На счет Мишель и Моники полный провал... Ничем экстраординарным твои сестры, увы, не обладают.
-Их заказали из-за меня,- осипшим от слез голосом произнесла я. Взгляд Бена застыл на моем лице, почти перестало биться его сердце, и я изнутри сжалась от скользнувшего по спине ледяного страха.
-Мы по-прежнему не знаем, кто был в третьем конверте. Где гарантии, что в нем значилось имя Моники?!
-Думаешь, это мог быть Том?
-Не знаю,- он качнул головой. – Нет, не его почерк. И я бы почувствовал его. Интуиция, зов крови – я не могу объяснить этого, но различу брата даже в кромешной тьме, узнаю запах его силы.
-В любом случае, зло прокралось в наш дом из-за меня.
-Ты не должна себя винить. Ни к чему хорошему это не приведет и сестру тоже не вернет. Иногда обстоятельства от нас не зависят, и пока мы не выясним, что произошло, строить версии не станем. Быть может, не в кулоне дело совсем?! И почему именно Моника? Мишель тоже находилась дома.
Я обмякла в его руках и больше не утирала украдкой слезы. Он приподнял меня, развернул к себе и усадил на колени. Прежде, чем прижаться щекой к плечу Бена, я посмотрела ему в глаза. Перехватив взгляд, он едва заметно нахмурился и тыльной стороной ладони смахнул влажные дорожки с моего лица. Склонившись, поцеловал нежно и горячо. Я пропала, растаяла, как свеча, и ресницы затрепетали. Он покрывал мое лицо мелкими невесомыми поцелуями, а я силилась не потерять рассудок и не рассыпаться от чувств и противоречий. Они рвали душу на части, отравляли приятный жар, которым Бен меня старательно окутывал. И я почти поддалась ему, успокоилась, когда он приблизился и прошептал, уткнувшись в волосы носом:
-Я ее не убивал.
По позвоночнику разрядом тока пронеслась дрожь. Зачем он это сказал?
Я отстранилась, чтобы увидеть лицо Бена. Пустое, без эмоций, во взгляде тщательно контролируемая беспристрастность, но в моей груди отчетливо билась его печаль.
-Ты отвлек меня,- сглотнув, пробормотала я,- чтобы ударить в больное место.
И тут меня осенило. Мне будто залепили пощечину, я пришла в себя и вдруг поняла, что все это время мне мешало отстраниться от кошмара и расслабиться – недосказанность между нами. Бен ощущал ее особо остро и воспринял на свой счет. Он чувствовал мои темные мысли, слышал мерзкий шепот внутреннего голоса с самого начала.
-Где ты был, когда погибла Моника?- я не заметила, как отодвинулась, и мои ладони уперлись ему в грудь.
Лицо Бена разгладилось, а в глазах блеснула сила, закружилась белым пламенем в глубине зрачков.
-Ты подозреваешь меня?- его голос прозвучал, как битое стекло. В груди что-то с треском лопнуло, и жар расплескался, обжег, как кислота. Я напрягла мышцы живота, неосознанно противясь боли, и поглядела расширенными глазами на Бена.
-Не подозреваю, но боюсь, что это мог быть ты.
Он нахмурился.
-А разве это не одно и то же?
-Для меня - нет. Так, где ты был, Бен? Почему Мишель тебя покрывает?
Он долго и неподвижно сидел, глядя на меня в упор. Я отстранилась первой, не выдержав накала силы, и убрала руки с его груди. Бен ловким неуловимым движением перехватил их и сжал запястья. Его пальцы сомкнулись, впились до боли, словно оковы, но я стиснула зубы, чтобы не пискнуть. Так повелось, что мы постоянно дрались и причиняли друг другу страдания, пусть даже маленькие и безобидные. Это для нас своего рода прелюдия и выражение нерастраченных чувств друг к другу. Мне хотелось кусать его, вонзать ногти в плечи, зарываться пальцами под кожу, но не из злости или обиды - я изнемогала от желания и потребности в объятиях Бена, его тепле. Поэтому то, как он сдавил мои руки в своих ладонях, не разозлило, а пробудило страсть. Но умом я понимала, что это неправильно. В наш дом без стука нагрянула беда, а мы не могли побороть магию искупления. Я не могла – Бен держался твердо и неприступно, впрочем, как всегда.