— Можно!
Вошел грузный, светловолосый, с пухлым лицом капитан Ермолин. Серый, хорошо сшитый костюм складно сидел на его фигуре.
— Разрешите, товарищ полковник, войти с лейтенантом Ершовым? — спросил Ермолин, не отходя от двери.
— Пожалуйста!
Ермолин приоткрыл дверь, кивнул головой и посторонился, пропуская Ершова, молодого человека небольшого роста с черными, зачесанными назад волосами и выразительным лицом. Лейтенант был одет просто, в недорогой костюм синего цвета.
— Проходите, садитесь, — сказал Орлов.
Когда вошедшие уселись за небольшой столик, покрытый зеленой суконной скатертью, Орлов спросил:
— Что у вас?
— Да вот, товарищ полковник, — вставая со стула, начал Ермолин, — лейтенанту Ершову пришла мысль проверить, не осел ли «гость» на самых что ни есть малозначительных участках городской жизни… У меня с ним с утра возник спор. Я считаю его доводы наивными. Посудите сами: будет ли шпион тратить время на то, чтобы торговать на колхозном рынке семечками или зеленым луком? Все же надо полагать, шпион рвется осуществить свою конечную задачу… Я думаю, товарищ полковник, что нам нечего распылять силы по пустякам…
Орлов слушал, внимательно глядя на Ермолина. Не ускользнула от его взгляда и легкая усмешка лейтенанта Ершова.
Орлов еще не знал хорошо своих подчиненных, но по первому впечатлению Ершов ему понравился своим спокойствием и рассудительностью. Кроме того, он был живее Ермолина. В последнем Орлов пока что подметил одно неплохое свойство — следить за своей внешностью. Вчера Ермолин, например, был в другом отлично выглаженном костюме…
— Так вы утверждаете, товарищ капитан, — проговорил Орлов, — что шпион не будет торговать луком да семечками… А мне кажется, что если его устраивает, то он и газированной водой станет торговать… Садитесь.
До Ермолина не сразу дошел смысл сказанного полковником, а когда понял, лоб его покрылся потом, он крякнул и, устремив взгляд в пол, опустился на стул.
Орлов понимал, что капитан рассчитывал найти в нем поддержку, представлял себе его положение в эту минуту, но все же сказал, обращаясь к Ершову:
— Мне кажется, что ваша мысль, лейтенант, заслуживает внимания. Во всяком случае, проделать это будет нужно. Не повредит, как масло каше. Вот только время у нас ограничено…
— Товарищ полковник, — встал Ершов, — вы о времени не беспокойтесь. Время иногда можно и резиновым сделать…
— Это как сказать! Вы сформулируйте вашу мысль.
— У меня уже готов проект! — сказал Ершов и раскрыл красную папку. — Капитан Ермолин хотя и возражал, но сам мне помог развить некоторые моменты…
Лейтенант пытался встретиться взглядом с капитаном, но тот упорно этого не хотел и продолжал рассматривать пол. Ершов шагнул к столу начальника и положил перед ним исписанный лист бумаги. Пока Орлов читал, Ершов снова сделал попытку увидеть глаза Ермолина, но тот уже старательно снимал пушинку с рукава пиджака.
— Хорошо, товарищ Ершов, — сказал Орлов, откладывая бумагу в сторону. — Можете идти… А вы, капитан, мне еще нужны.
Оставшись с Ермолиным Орлов приветливо улыбнулся и подозвал его к своему столу.
— Садитесь ближе. А вы знаете, Ершов правильно мыслит. Утром, идя на работу, я тоже думал об этом. Пришел сюда и записал. Вот посмотрите мою формулировку этой же мысли… Вот запись Ершова…
К Ермолину скользнули два листа бумаги, и он принялся читать написанное полковником.
— Как ваше мнение?
— Ну что же, товарищ полковник, выходит, я мелко плаваю, — просто сказал Ермолин. — Признаю свою несостоятельность!
— Но вы не обижайтесь, капитан.
— Обижаться я не намерен. Разрешите мне посоветоваться с вами относительно Ершова…
— Говорите, говорите!
— Ершов парень умный, слов нет. Его мы недавно в партию принимали… Я боюсь, что его от дела отвлекает постороннее.
— Что именно?
— Он, товарищ полковник, в свободное от работы время стихи пишет. Очень хорошие стихи… Лирика…
— Что вы говорите! Замечательно! Я сам очень люблю стихи и песни о пограничниках, о хороших человеческих чувствах. Другой раз столько на сердце скопится, что распирает тебя, и ты бормочешь полюбившиеся слова… А может, из них тоже стихи получились бы…
Вечером, выйдя из управления, Орлов решил сходить к Анне Александровне. Она была дома одна — Максим еще не возвратился из поездки. Орлов подметил, что скромное синее платье с белым воротничком ей очень к лицу. Разговаривала Анна Александровна спокойно и совершенно не касалась вчерашней темы. Орлов и сам не упоминал о пакете. Так в беседе о малозначительном прошло около двух часов.
Но вот возвратился Максим. Лицо его еще больше загорело. Увидев Орлова, он улыбнулся и поздоровался с ним за руку, а мать поцеловал в лоб. Наливая из графина в стакан воду, Максим, стараясь скрыть волнение, проговорил:
— Да, ты знаешь, мама, Моршанский убит… Лежит с перерезанным горлом на берегу Мыгры…
Анна Александровна какую-то долю минуты сидела неподвижно, непонимающе смотрела на сына, затем встала и пошатывающейся походкой вышла из комнаты. Максим поставил стакан на стол и бросился за ней.
«Кто такой Моршанский? — подумал Орлов. — Почему весть об убийстве так на нее подействовала?»
Через несколько минут Максим вернулся. Орлов спросил, кто убитый.
— А вы, дядя Володя, разве о нем не слышали ничего?
— Никогда.
Максим удивленно посмотрел на него. Немного подумав, ответил:
— Моршанский — давнишний знакомый папы. Бывал у нас часто. Работал в краеведческом музее. Вот, пожалуй, и все, что я знаю… Да был еще любителем-рыболовом…
Взглянув на дверь, Максим добавил вполголоса:
— По правде, я его не выносил. Мне непонятно, почему мама терпела его посещения… Иногда она на меня обижалась, если я выражал недовольство визитами Моршанского.
— Почему? — спросил Орлов.
— Не знаю. — Максим снова посмотрел на дверь и продолжал уже не остерегаясь: — Вы Мыгру, безусловно, знаете. Километрах в пятидесяти от города есть место, которое называют Каменные Холмы. Никаких холмов нет, а просто лежат на берегу три огромных валуна. Было около пяти часов вечера, когда мы проезжали. Увидели палатку. Коля Соловьев, замыкавший нашу колонну, захотел курить, но у него не было спичек. Он соскочил с велосипеда, намереваясь попросить у рыбака огонька. Вдруг мы услышали крик Соловьева. Вернулись, видим — на нем лица нет, нижняя губа прыгает, он не выговаривая слов, мычит и испуганно смотрит на палатку. Заглянули под полог, а там лежит человек в очках, голова запрокинута, горло рассечено, кровь… Я узнал Моршанского. Около палатки валялись на песке удочки с выжженными на рукоятках его инициалами… Мы доехали до села Семеновского и заявили в милицию…
На пороге показалась Анна Александровна. Максим сразу замолчал и направился к ней.
— Ты иди поешь, Максим, — сказала она, присаживаясь к столу.
Взглянув на племянника, послушно направившегося из комнаты, Орлов понял, что невестка появилась специально для того, чтобы помешать его дальнейшему разговору с Максимом. Стало очевидным: в жизни Анны Александровны есть что-то такое, что она старается скрыть.
Орлов шагнул к ней. Анна Александровна встретила его напряженным взглядом. Он позвал ее в комнату брата. Она пожала плечами, как бы выражая свое удивление, встала и расслабленной походкой направилась из столовой.
В комнате было душно. Орлов раскрыл окно, выходившее в сад, и указал Анне Александровне на стул. Она села.
В молчании шли минуты. Орлов собрался с мыслями и, усевшись напротив, спросил:
— Кто этот Моршанский?
Анна Александровна резко вскинула голову. Глаза ее сверкнули, и Орлову нетрудно было прочесть в них отчетливо выраженное: «Я ничего не скажу…»
Он выдержал взгляд и мягко сказал:
— Я же вам не чужой…
Анна Александровна опустила голову и стала разглаживать складку на платье. Орлов смотрел на эту склоненную красивую голову и старался понять, о чем она думает. Молчание продолжалось.