— Ну что вы раскисли? — спросил Адамс, вставая с кресла. — Я прибыл не за тем, чтобы созерцать ваш покаянный вид.
— Просто нервы расходились, — ответил Бочкин, отнимая от лица руки.
— Лечиться надо, старик. Когда я был маленьким, вы казались очень веселым и счастливым человеком. Вы часто приносили мне игрушки… Помню, я все просил вас подарить пугач, но мать не разрешала такого подарка, а вы все же подарили, и когда дома никого не было, я стрелял… Потом в Нью-Йорке вы мне часто вспоминались первое время, а затем я вас забыл…
Адамс рассмеялся. Бочкин тоже изобразил на своем лице нечто похожее на улыбку.
— Вас здесь в управление госбезопасности вызывали когда-нибудь? — неожиданно спросил Адамс.
Бочкин вздрогнул, улыбка сбежала с его лица, и он залепетал:
— Боже избави! Тридцать пятый год живу в городе, и хотя бы одна живая душа… Лучшим киоскером считаюсь… О житии моем в Петербурге никто здесь не знает…
— И кто это вас научил молитвенным причитаниям? — грубо спросил Адамс и брезгливо поморщился. — Говорите проще!
— Как умею… Старый я…
— Ну хорошо… Почему, удирая из Петербурга, вы выбрали Лучанск?
— Родственники жены тут были. Приютиться возможность имелась, — отозвался Бочкин. — Рисковал я все же, поехав сюда. Первые годы кротом, можно сказать, жил, никуда не показывался…
— Почему? — спросил Адамс.
— Да так… Обстоятельства, — пожал плечами Бочкин и стыдливо опустил глаза.
— Не финтите! — вырвалось у Адамса. — Знайте раз и навсегда: все ваши так называемые обстоятельства прекрасно известны.
Бочкин склонил голову набок, пожал плечами и отвернулся.
— Чуева, надеюсь, помните? — спросил Адамс, насмешливо глядя на старика.
Бочкин поднял голову.
— Помню… Умерла и его жена. Теперь в доме живет его брат, старик совсем…
— Как дела с поручением Родса?
Бочкин ждал этого вопроса и решил не трусить. Он сказал:
— Сроки давно истекли…
— Есть люди, которые все помнят, — холодно проговорил Адамс. — Не у всех, как у вас, короткая память! Мне известно, что вас об этом пытались спрашивать и год, и четыре, и девятнадцать лет спустя… Словом, не забывали!
Адамс, произнося эти слова, наблюдал за лицом старика, и ему казалось, что одна за другой спадают маски с этой хитрой физиономии: так менялось на ней выражение.
На дворе раздался протяжный вой. Бочкин вскочил с дивана и бросился к занавешенному окну.
— Это ваша собака приходит в себя, — взглянув на часы, сказал Адамс. — Так ничего не знаете?
Бочкин угрюмо посмотрел на племянника и повторил:
— Ничего.
— Неправда! — отчеканил Адамс и подумал: «Дядюшка — прохвост наивысшей марки. Судя по всему, ему здесь отлично живется…»
— Ничего не знаю, — с прежней настойчивостью сказал Бочкин.
Но не так-то легко было сломить упорство Адамса. Он подошел вплотную к старику.
— Как все-таки дела с выполнением поручения Родса?
— Никак, — ответил старик. Задыхаясь от гнева, он продолжал: — Очевидно, Родсу нечего было делать все эти годы, как только помнить о каких-то бумажках Чуева!
Вой на дворе повторился. Бочкин вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевшее лицо. Адамс ощутил тонкий запах дорогих духов и подумал, что старик еще по-молодому цепляется за жизнь.
— Идите, напоите собаку холодной водой, — сказал Адамс и, подойдя к окну, отогнул край занавески.