– Прошу прощения, – торопливо заговорил викарий. – Мои слова прозвучали слишком настойчиво и непочтительно. Но сейчас вы поймете, почему это ужасное событие, это… – Тут голос его понизился почти до шепота, и он всем телом подался вперед. – Мистер Холмс, это самое настоящее злодеяние, хладнокровное преднамеренное преступление!
– Я весь внимание, сэр, поверьте.
– Мистер Джон Трелони, мы называем его сквайром Трелони, был самым богатым землевладельцем в наших краях. И вот четыре дня назад, за три месяца до своего семидесятилетия, он скончался в своей постели.
– Гм… В этом нет ничего необычного.
– Нет, сэр, послушайте меня! – воскликнул викарий и приподнял длинный тонкий палец, чем-то выпачканный на самом кончике. – Джон Трелони был человеком здоровым и бодрым, никакими недугами не страдал и спокойно прожил бы в этом лучшем из миров еще лет десять – пятнадцать. Доктор Пол Гриффин, наш местный врач и по стечению обстоятельств мой родной племянник, категорически отказался выдать свидетельство о смерти без этой чудовищной процедуры, называемой вскрытием!
Холмс, еще не успевший сменить свой халат мышиного цвета на другую одежду, вальяжно откинулся на спинку кресла. Услышав последние слова, он приоткрыл глаза.
– Вскрытие! – произнес он. – Произведенное вашим племянником?
Мистер Эппли колебался.
– Нет, мистер Холмс. Вскрытие проводил сэр Леопольд Харпер, главный авторитет в области судебной медицины. И выяснилось, что бедняга Трелони умер не своей смертью. Пришлось вызвать не только полицию, но и представителя из Скотленд-Ярда.
– Вот как…
– С другой стороны, – возбужденно продолжил мистер Эппли, – Трелони никто не убивал, да и не за что было убивать его. Самый выдающийся судебный эксперт заявил, что он не нашел никаких причин смерти.
Секунду-другую в гостиной стояла мертвая тишина, не доносился даже шум с улицы, потому что окна были плотно закрыты и задернуты шторами от солнца.
– Уотсон, дорогой, – мягко сказал Холмс, – будьте любезны, подайте мне ту глиняную трубку, что на полочке над диваном. Благодарю вас. Знаете, мистер Эппли, я недавно сделал открытие. Глина чрезвычайно способствует мыслительному процессу. Так, а где у нас ведерко для угля? Я хотел бы предложить вам сигару.
– Cras ingens iterabimus aequor[3], – процитировал викарий Горация и пригладил перепачканными чем-то пальцами свои забавные бакенбарды. – Спасибо, но не сейчас. Я не в состоянии курить. Не могу! Это вызовет у меня приступ удушья. Понимаю, я должен более подробно и точно изложить вам все факты. Но это непросто. Наверное, я произвожу на вас впечатление человека несколько рассеянного?
– Пожалуй.
– Что верно, то верно, сэр. Видите ли, в молодости, перед тем как посвятить себя церкви, я страстно хотел изучать медицину. Но мой покойный отец воспротивился этому из-за моей рассеянности. «Если ты, не дай Бог, станешь доктором, – говаривал он, – то когда пациент придет к тебе с жалобой на кашель, ты усыпишь его хлороформом и вырежешь ему желчный пузырь, вместо того чтоб прописать микстуру».
– Так-так, – нетерпеливо сказал Холмс. – И вот вы обеспокоились этим происшествием с мистером Трелони, – продолжил он, не сводя с клиента пронзительного взгляда, – и наверняка, прежде чем сесть в поезд этим утром, просмотрели несколько книг из вашей библиотеки. Так?
– Да, сэр. То были книги по медицине.
– Вероятно, не слишком удобно держать книги на высоко расположенных полках?
– Да, сэр, не слишком удобно. Но что делать, если книг так много и места им в кабинете не хватает… – Тут викарий умолк. Длинное лицо, обрамленное бакенбардами, вытянулось еще больше, а рот изумленно приоткрылся. – Я уверен, совершенно уверен, – растерянно начал он, – что и словом не обмолвился о моих книгах и высоте полок в моем кабинете! Как вы догадались?
– О, это сущий пустяк. Так же, к примеру, я догадался о том, что вы холостяк или вдовец и за хозяйством у вас следит довольно неряшливая экономка.
– Поразительно, Холмс! – воскликнул я. – Не только мистеру Эппли, но и мне хотелось бы знать, как вы об этом догадались.
– Пыль, Уотсон. Пыль!
– Какая пыль?
– Будьте добры, взгляните на кончик указательного пальца правой руки мистера Эппли. Он испачкан чем-то темно-серым. Такого рода пыль обычно скапливается на книгах. Впрочем, пятна эти немного побледнели и смазаны, поскольку трогал он книги рано утром. А поскольку мистер Эппли мужчина высокий и с длинными руками, очевидно, что он доставал эти книги с одной из верхних полок. Что же касается скопившейся в кабинете пыли, надеюсь, нетрудно догадаться, в чем дело. Это объясняется тем, что в доме нет аккуратной жены, а есть только неряха экономка.