Эта загадка была с седой бородой. Ее задавали, наверное, еще суворовским гренадерам. Виктор не мог промолчать – хотелось поддержать честь своего взвода:
– Часовой спит.
– А разве положено спать на посту?
– Это, товарищ капитан, вопрос для школьников, – голос Виктора прозвучал сухо и резко.
В самом деле, дурачками, что ли, считает их ротный?
С лица Патлюка медленно сошла улыбка. Пристально, изучающим взглядом смотрел он на красноармейца. Капитан уже приметил этого бойца. На нем ладно, как на старослужащем, сидела гимнастерка, и выглядел он старше своих товарищей. Патлюк привык видеть молодых красноармейцев робеющими перед командиром. Он любил говорить с ними так, чтобы они ловили каждое слово, смотрели ему в рот. Капитану было лестно сознавать, что он, бывший счетовод, окончивший пять классов, распоряжается студентами, техниками, бухгалтерами, не говоря уже о колхозных парнях. На гражданке Патлюк был бы незаметным человеком среди них, а здесь он пользовался уважением, его побаивались. А этот высокий красноармеец с выпяченным вперед подбородком без всякой робости смотрел ему прямо в глаза, и капитану казалось, что боец вот-вот усмехнется.
– Ваша фамилия?
– Красноармеец Дьяконский.
– Я вас спрашиваю, а не школьника: положено часовому спать на посту?
– Не положено.
– Вот так надо отвечать. Коротко, без штатской болтовни… Лейтенант Бесстужев!
– Слушаю.
– Обратите внимание на четкость ответов. Продолжайте занятия.
«Обиделся он, что ли?» – думал Виктор, глядя в спину удаляющемуся Патлюку.
Вечером, в свободный час, красноармейцы занимались своими делами: подшивали подворотнички, чистили пуговицы, писали письма. В ленинской комнате полно народу. За длинным столом сидели любители чтения, листали газеты, журналы. В углу на диване человек пять плотно сдвинулись возле Карасева, разговаривали потихоньку, чтобы не мешать другим. Виктор, решавший шахматную задачу, слышал шепот Лешки.
– Не выдумываю, сам видел. На побудке. Все уже в строю стоят, а он дрыхнет. Дневальный хвать за одеяло: «Фокин, подъем!» А Сашка и не чешется. Перевернулся на другой бок и храпит. Ну, тут дежурный к нему: «Фокин, такой-сякой, вставай!» А Сашка ногой брык. Ему, ребята, может, снится, как он с Анькой в лопухах обнимается. Обоими руками подушку облапил и сопит. Ну, старшина Черновод видит, что на всю роту позор – сам за него взялся. Раз! – одеяло долой и как рявкнет: «Тревога!»
– Не бреши, – сказал Фокин. – Дежурный меня поднял, а не старшина.
– Ты же не помнишь, спал.
– Молчи, Саша. Принимай критику.
– Да! Старшина, значит, командует тревогу, и одеяло с него долой. А Фокин перевернулся на другой бок и опять слит. Тогда я говорю: «Товарищ старшина, его не так будить надо». – «А как?» – «Разрешите мне», – «Валяй!»
– Черновод так не скажет.
– Вроде этого… Я, значит, подошел к Фокину, нагнулся и говорю потихоньку: «Сашка, обед!» Он как вскинется, чуть меня не сбил. Глазами спросонок лупает: «Где мой котелок? Куда бежать?»
– Ну и здоров ты муку молоть, – добродушно ворчал Фокин.
– Тише, жеребцы, почитать дайте, – крикнул от стола Носов.
– А ты вухи заткни, – посоветовал кто-то. – Хошь, паклю дам?
– На его уши по пуду надо.
– Га-а-а!
Носов с грохотом отодвинул стул.
– Вот доложу политруку про ваш балаган…
– Брось, – примирительно сказал Фокин. – Ну, пошутили, и все.
– Каждый раз так!
Носов вышел. В комнате наступила тишина.
– Политрука нет, кажется, – неуверенно произнес Фокин.
– Темную надо Носову… Доносчик, гад, – выругался Карасев. – Я ему, стерве, ноги по вырываю и спички вставлю.
– Не горячись, Алексей, – предупредил Дьяконский. – Не болтай лишнего.
Дверь распахнулась. Появился лейтенант Бесстужев. За его спиной маячила стриженая, с оттопыренными ушами голова Носова.
– Товарищи, шумно у вас здесь, – сказал Бесстужев.
Красноармейцы заулыбались. Лейтенант – не грозный политрук, разноса не будет.
– Надо мной смеются, – объяснил Фомин. – Я подъем проспал.
– Плакать надо!
– Плачем, товарищ лейтенант, когда наряд отбываем.
Бесстужев помолчал, подвигал бровями.
– Любители поговорить – в курилку. А здесь чтобы тихо было. Садитесь, Носов, вам не помешают.
Ленинская комната наполовину опустела. Лейтенант остановился возле Дьяконского.
– Хотите партию?
– Давайте попробуем.
Виктор дважды получил мат. Неудача не огорчила его. Лейтенант играл явно лучше. Было интересно наблюдать, как Бесстужев обдумывает ход. Опершись локтями о стол, он смешно морщил лоб, двигая редкими белесыми бровями. Румяный, с белым пушком над верхней губой, Бесстужев похож был на юношу-десятиклассника. «Хороший он парень, наверно», – подумал Виктор и спросил:
– Товарищ лейтенант, почему вы волосы не отращиваете?
Бесстужев удивленно посмотрел на него, провел рукой по голове.
– Не хочу. Стриженая голова – чистая голова: ни забот, ни хлопот. Раз в месяц под машинку – и все.
– Девушкам прически нравятся. Такие чубы, как у нашего командира роты.
– Полюби меня стриженым, а с прической всякая полюбит, – улыбнулся Бесстужев, перефразировав поговорку. И тихо добавил: – Кстати, Дьяконский, капитан не любит шуток на занятиях.
– Мне показалось – наоборот. Впрочем, спасибо, товарищ лейтенант. Я буду знать.
– Прекрасно… А ведь вам снова мат. Вы давно, видимо, не играли… И знаете, в чем ваша главная ошибка? Виктор отрицательно качнул головой.
– Есть, Дьяконский, такой закон: не начинай наступления, пока не имеешь хорошей обороны. Вы трижды атаковали. Бурно, смело. И это правильно. Однако все три раза вы не рокировали короля, и мне удавалось прорываться в ваш тыл.
– Рокировка обязательна?
– Почти всегда. Противник переходит в контратаку, и его надо встретить на заранее подготовленных рубежах.
– А вот Гудериан не так пишет.
– Вы читали его книгу «Ахтунг! Панцер!»? – с любопытством посмотрел Бесстужев.
– Книгу не читал. Но у нас дома были немецкие военные журналы. Сестра переводила, она хорошо знает язык. В этих журналах печатались статьи Гудериана.
– Его теория мне знакома. – У лейтенанта поползли вверх белесые брови. – Он ратует за массированное использование бронетанковых сил. Прорвать линию фронта, окружить противника, смять, подавить, пленить.
– Теория оправдала себя в Польше и во Франции.
– Там люди жили воспоминаниями об окопной войне четырнадцатого – восемнадцатого годов. А мы противопоставим врагу прочную линейную оборону с крупным резервом танков в глубине… Слушайте, Дьяконский, а у вас нет желания сделаться командиром? Человек вы грамотный, служба дается легко…
Виктор нахмурился, спросил холодно:
– Вы помните эпиграф к первой главе «Капитанской дочки»?
– Нет.
– Посмотрите, если не лень. – Виктор поднялся. – Разрешите идти? Сейчас начнется поверка.
– Пожалуйста, – ответил лейтенант, недоумевая, почему так сразу изменилось настроение Дьяконского.
Вступительный экзамен по истории Игорь сдал на «отлично». Старенький, лысый преподаватель в коричневом костюме-тройке, с галстуком-бабочкой, уныло слушавший школярские ответы экзаменующихся, оживился, когда принялся рассказывать Булгаков. Игорь говорил о скифах. Сразу начал с того, чего нет в школьных учебниках. Заметив, что старичку это понравилось, продолжал увереннее.
– Одну минуточку, – прервал преподаватель, – Вы читали Геродота?
– Да. У нас в районной библиотеке есть экземпляр. Еще при царе напечатан…
– Послушайте, товарищ… – Преподаватель поднес к глазам экзаменационный лист… – товарищ Булгаков, давно вы решили пойти на наш факультет?
– Года три назад.
– Что же, это весьма солидный срок. Отрадно, молодой человек, очень отрадно. – Старичок улыбался, потирая маленькие, морщинистые руки, глаза блестели под стеклами очков. – Ну-с, что еще у вас там?
– Второй поход Антанты, – с готовностью выпалил Игорь. – Можно отвечать?
– Не надо, не надо, – остановил его преподаватель. – Скажите мне лучше, кто командовал засадным полком в Куликовской битве?