Далее. Во всех частях, желательно во всех подразделениях создать группы истребителей танков из лучших, обстрелянных бойцов. Вооружить их в достатке противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью.
До передовой еще сотни километров. Машина тряслась на полпути от Москвы до Воронежа, а Николай Федорович уже начал свое сражение с фашистами. Он знал, что со многими неожиданностями и сложностями придется ему столкнуться, много трудных решений придется принять в ближайшее время, но начнет он с противотанковой обороны. Остановить, уничтожить вражескую технику на главном направлении – это самое важное.
Не день, не два будут еще поступать в Москву сообщения о тяжелых боях в районе Воронежа. Не сразу изменится там обстановка. Но постепенно прекратится отход наших войск, установится сначала шаткое, потом все более прочное равновесие. Где-то гитлеровцы сумеют продвинуться на километр, где-то наши выбьют их из окраинных домов, оттеснят к реке, захватят трофеи. Обычные фронтовые будни. И теперь это направление не вызывало больше в Ставке особой тревоги.
Генерал Василевский на одном из докладов спросил Верховного Главнокомандующего: не пора ли позвать Ватутина в Генеральный штаб?
– Зачем? – пожал плечами Сталин. —. Разве он просит об этом?
– Не просит. Но он мой заместитель и нужен здесь.
– Поищите себе другого заместителя, столь же полезного, – усмехнулся Сталин. —Товарища Ватутина мы оставим командовать Воронежским фронтом. У него неплохо получается.
Василевский не счел возможным и нужным возражать. В глубине души он был доволен и горд: выдвижение штабного работника на такой пост – это бывает не часто.
Оказавшись на очень высокой командной должности, обремененный массой повседневных забот, Николай Федорович не отрешился и от привычек генштабиста. Или натура такая: практика практикой, но и без анализа, без обобщений обойтись не мог. В те редкие минуты, когда его не отрывали для текущих дел, обдумывал он общее положение на советско-германском фонте, стараясь выявить закономерности, определить намечавшиеся тенденции, отыскать уязвимые места у противника.
В любом бою, в любой операции и целой кампании обнаруживается явление, которое можно назвать законом взаимного притяжения сил. Наступающий стягивает свои войска в определенный район. Естественно, что и обороняющийся постарается укрепить свое положение в этом районе. Столкнувшись с упорным сопротивлением, наступающий вынужден подбрасывать все новые и новые части.
Особенно проявляет себя этот закон, когда военные действия развертываются стремительно и на больших пространствах. Причем подспудное влияние законов не сразу и обнаруживается в горячке событий, но в конечном счета бывает очень сильным.
Летом 1942 года немцы наносили главный удар в направлении на Баку. Завоевать кавказскую нефть – такую цель выдвинул фюрер. Туда и намеревались гитлеровцы направить основную массу войск. Директива, ставившая германской армии задачи на летнюю кампанию, даже не предусматривала обязательного захвата Сталинграда. Немцы должны были попытаться достигнуть этого города «или по крайней мере подвергнуть его воздействию тяжелого оружия с тем, чтобы он потерял свое значение как центр военной промышленности и узел коммуникаций». Однако в ходе боев фашисты столкнулись в излучине Дона с крупными силами советских войск. Гитлеровцы просто не могли оставить на своем фланге такую угрозу и вынуждены были повернуть на Сталинград те части, которым предписывалось вначале действовать на Кавказе. И чем дальше, тем больше центр тяжести переносился именно сюда, хотя это явно противоречило вражеским планам. Острым и длинным клином выдвинулись гитлеровские войска к Волге, не очень-то заботясь о своих растянутых флангах. Сама конфигурация фронта в этом районе вызывала у Николая Федоровича определенные размышления. И, конечно, не только у него.
На Кавказе немцы совершенно неожиданно встретили сильнейшее сопротивление в районе Новороссийска и Туапсе. Чтобы сломить это сопротивление и обезопасить тыл, они вынуждены были стянуть туда больше половины войск, предназначенных для прорыва на Баку. Все немецкие армии на юге были скованы тяжелыми боями, несли большие потери, испытывали трудности со снабжением. К тому же близилась зима, а до нефти было еще далеко. Стремясь высвободить свои дивизии для борьбы на решающих направлениях, немцы выдвинули на второстепенные участки фронта войска союзников. В августе—сентябре по правому берегу реки Дон, от Воронежа и до города Серафимовича, заняли оборону венгерская, итальянская и румынская армии. Центральную часть этой полосы, от Павловска до станицы Вешенской, заняли итальянцы.
Не здесь ли у противника самое уязвимое место? Во всяком случае Николай Федорович особо отметил на карте районы, обороняемые не гитлеровцами, а их союзниками. Свои соображения, свои прикидки на будущее генерал Ватутин систематически сообщал в Генеральный штаб.
Все лето генерал-майор Порошин провел в далеком тылу, на Урале, где формировалась его дивизия. Только в конце августа, когда части были полностью укомплектованы: людьми и техникой, поступил приказ: дивизия передавалась в состав Воронежского фронта. Ночью первые эшелоны отправились на запад.
В штабе армии Порошин познакомился с обстановкой. Его соединению отводилась двадцатикилометровая полоса на берегу Дона. Участок тихий, активных действий не производится. Там сейчас сводный полк из саперов и остатков отступивших подразделений. Дивизия Порошина должна занять жесткую оборону и готовиться к наступательной операции с ограниченной целью. Генералу рекомендовали подумать о захвате плацдарма на правом берегу и через неделю доложить свои соображения.
Головной эшелон дивизии еще только разгружался на станции в ста километрах от реки, а Порошин уже выехал на рекогносцировку местности. Отправился вместе со своим комиссаром на новехоньком, без единой царапины, американском «виллисе». Машина была хоть и неказистая с виду, но сильная, хорошо шла по бездорожью и легко брала подъем,
В деревне с разбитой церковью разыскали командира сменяемого полка, пожилого майора из запасников, с черными петлицами инженерных войск. Сапоги у него были стоптанные, пилотка измята, гимнастерка выцвела и застиралась, стала грязно-серой. Комиссар, заметив, как схлынула с лица Порошина кровь и побледнел лоб, решил, что сейчас будет разнос за неряшливый вид. Но генерал сдержался. Приказал майору лезть в машину и показывать дорогу. Тот спокойно сел рядом с водителем, да еще и напялил на нос очки с аляповатой дужкой из медной проволоки. Комиссар кивнул на его сутулую спину и развел руками. Порошин сердито отмахнулся: что с него возьмешь, он инженер, сунули его не в свои сани.
Дорога напрямик резала сжатые поля с высокой стерней, бежала мимо стогов соломы, мимо редких перелесков. Впереди завиднелась полоска реки и пологие высоты на правом берегу Дона.
– Оборона у противника не сплошная, – глуховатым голосом докладывал майор, повернувшись к По-рошину. – Сидит главным образом на высотах, в трехстах-четырехстах метрах от воды. Очаги обороны имеют хорошую огневую связь. Пулеметы простреливают реку фланкирующим огнем.
– Танки?
– Были здесь танки первые дни. Но место для переправы неудобное. Артиллеристы постреляли по танкам, они ушли.
– Какие части обороняются в вашей полосе?
– Итальянский альпийский корпус, горные егеря. А номеров я не знаю.
– Что, пленных не было?
– Давно не было, – подтвердил майор.