Игорь после сна чувствовал себя мерзко. Его тошнило, мучила изжога. Предстоял тяжелый разговор с матерью и отцом. Но самое главное, самое страшное — Ольга теперь была потеряна навсегда.
И еще один человек страдал в этот вечер. В маленькой комнате, в Стрелецкой слободе, лежа на кровати, тихо плакала Настя Коноплева. Она пришла в лес пешком издалека, из пионерского лагеря, надеясь увидеть Игоря. В лесу она узнала о драке. Насте было очень обидно и за Игоря и за себя.
Вечером, после чая, Славку и Людмилку сразу отправили спать. В столовой закрыли окна. Игоря выпроводили за дверь.
Бабка, сгорбившись, сидела возле остывшего самовара. Суровым полотенцем, переброшенным через плечо, перетирала посуду. Григорий Дмитриевич, кряжистый, плотный, с красной короткой шеей, стоял у печки, прислонившись спиной к белым изразцам, набивал табаком трубку. Ворот гимнастерки расстегнут — по старой привычке носил он военную форму. На лице и на гладко выбритой голове выступили капельки пота.
Антонина Николаевна резко отодвинула стул, встала.
— Вот вырастили оболтуса… Весь город о его подвиге говорит.
— Неприятно, что инцидент произошел из-за Дьяконской, — отозвался Григорий Дмитриевич.
— Ну, это как раз несущественно. Думаю, никому в голову не придет искать в драке политические мотивы.
— Все может быть, Тоня… Впрочем, драка — это естественная вещь. — Григорий Дмитриевич затянулся, в трубке затрещало, захлюпало. — Все мы в молодости немножко петухи… Издержки возраста, да.
Антонина Николаевна неопределенно хмыкнула, спросила:
— Ты собираешься его защищать?
— Нет. Мальчишка был пьян.
— Так уж и пьян, — обронила Марфа Ивановна.
— От него пахло водкой, этого достаточно. Беспрецедентный случай. — Григорий Дмитриевич любил употреблять мудреные словечки, угнетающе действовавшие на Марфу Ивановну. — У мальчишки экзамены на носу, а он амурничает, целыми днями курсирует неизвестно где.
— Учит… Я ведь вижу.
— Мама, не оправдывай, — вмешалась Антонина Николаевна.
— Да я молчу… Только учит он.
— Надо, Тоня, принять решительные меры. И прежде всего — изолировать его от теперешней обстановки.
— Что ты предлагаешь?
— Отправить в Стоялово, к Ивану.
— Да, маленькие детки — маленькие бедки, а большие детки — большие бедки! — вздохнула бабка. — Давно ли было — крапивой пригрозишь Игорьку — и ладно все!
— Не грозить, стегать его надо!
— Теперь поздно — за девками бегает, — улыбнулся размякший после чая Григорий Дмитриевич, — крапива не поможет.
— У тебя игривое настроение?! Не понимаю, — возмущенно пожала плечами Антонина Николаевна.
— Что же теперь — слезы лить? Перемелется — мука будет. А ты не возмущайся, Тоня. Дело обговорили, все ясно.
— Звать его, что ли? — заторопилась бабка, радуясь, что разговор кончается мирно.
Игорь вошел в комнату медленно. Остановился в темном углу. Антонина Николаевна надела пенсне. Отец старательно хлюпал трубкой, раскуривая.
— Игорь, — голос матери сух и строг. — Ты понимаешь, что ты сделал?
— Угу. Подрался.
— Боже мой, и ты так спокойно говоришь об этом. — Ведь ты не мальчик, взрослый человек. Отец, слышишь?
— Слышу… Пьяный был?
— Нет, папа. Я уже лотом выпил.
— Все равно. Это плохо.
— Я знаю.
— Ну, а Пашке-то здорово досталось?
— Порядочно, — улыбнулся Игорь.
— Отец, о чем ты говоришь! — возмутилась Антонина Николаевна. — Мама, ты только послушай: они обсуждают, кому больше досталось. Да вы понимаете, с какими глазами я завтра на улицу выйду? Я воспитываю детей в советской школе. А мой собственный сын дерется из-за девчонки, пьет водку, идет через весь город в синяках…
— Но ведь это же я, а не ты, — возразил Игорь. — Я и в ответе.
— Молчи, негодяй! Вот уж не думала, что у меня растет такой эгоист!
Игорь низко опустил голову. Ругань — не деловой разговор, тут не ответишь.
— Ну, вот что, — произнес Григорий Дмитриевич. — Завтра ты едешь к дяде Ивану. Будешь жить там до экзаменов.
— К дяде Ивану? Но как же…
— Все. Без возражений. Возьмешь с собой учебники. Хватит баклуши бить. А теперь отправляйся спать.
Игорь шагнул к двери, но мать остановила его.
— Ты обещаешь, что это не повторится?
— Постараюсь.
Выбравшись из комнаты, Игорь облегченно вздохнул. Будто гора с плеч. Разговор оказался не очень страшным. Ехать к дяде Ивану — не так уж плохо. Надо же в конце концов и позаниматься.