В состав «безобразовской клики» входили князья Юсупов и Щербатов, граф Воронцов-Дашков, контр-адмирал Абаза, крупные помещики Болашов и Родзянко, а также великий князь Александр Михайлович. Считая слишком дорогостоящими и ненадежными методы экономического «завоевания» Китая, они проповедовали прямой военный захват Маньчжурии и убеждали государя не уходить из нее вопреки заключенному с Китаем соглашению. Более того, не довольствуясь Маньчжурией, они предлагали проникнуть и в Корею.
На средства Кабинета Его Величества в Северную Корею была направлена специальная «изыскательская» экспедиция. Она обследовала огромную территорию всего за три месяца. Ее руководитель инженер Михайловский телеграфировал в Санкт-Петербург:
«В Маньчжурии видел много богатств, чудные леса лиственницы и кедра – три миллиона десятин, – много золота, серебра, красной меди, железа, угля. Район рек Тумыни и Ялу (корейская сторона. – А.Ш.) может легко сделаться источником крупных богатств и, следовательно, подспорьем в тех огромных расходах, которые неминуемо требует наше положение на Дальнем Востоке».
«Безобразовская клика» во многом способствовала тому, что в российских правительственных кругах все большее распространение получала идея присоединения к России северной части Маньчжурии по аналогии со среднеазиатскими территориями. Даже неофициальное название появилось – «Желтороссия». Самодержец Николай II Романов стал поддерживать такую идею. В июле 1903 года было учреждено царское наместничество на Дальнем Востоке – по примеру Кавказа и Польши (Царства Польского).
Безобразовское акционерное общество приобрело в Корее частную лесную концессию. Ее территория охватывала бассейны рек Ялу и Тумыни и тянулась на 800 километров вдоль китайско-корейской границы от Корейского залива до Японского моря. Фактически она занимала всю приграничную зону. То есть «Желтороссия» в закомуф – лированном виде появилась на географической карте Дальнего Востока.
Формально концессия была приобретена частным акционерным обществом, самый крупный пай которой предстояло получить Кабинету Его Величества. Но на самом деле за ним стояло царское правительство, которое под видом лесной стражи вводило на концессию войска. Они состояли из почти полутора тысяч «уволенных в запас» сибирских стрелков, которые заменили первоначально нанятых для этой цели несколько сотен китайцев.
Одновременно российское правительство медлило с выводом армейских сил из Маньчжурии, хотя сроки, установленные договором 8 апреля 1902 года, уже миновали. Это вызывало естественную настороженность в Пекине и открытое неудовольствие на Японских островах.
В мае 1903 года А.М. Безобразов, по своим делам очень напоминавший литературного героя Остапа Бендера, был назначен на должность статс-секретаря особого комитета по делам Дальнего Востока и теперь фактически определял направление российской дальневосточной политики. Сторонник Безобразова, начальник Квантунской области адмирал Е.И. Алексеев, стал царским наместником на Дальнем Востоке, который напрямую подчинялся императору Николаю I, а не российскому правительству.
В царскую опалу попали главные противники проникновения России в Северную Корею. Витте в ходе дворцовых интриг был удален с поста министра финансов и перестал играть какую-либо существенную роль в правительстве: он был назначен председателем кабинета министров. Новая должность смотрелась декоративной, поскольку Витте уже не управлял финансами империи. Поддерживавший его министр иностранных дел граф В.Н. Ламсдорф в кресле удержался, хотя его положение при дворе заметно пошатнулось.
Победа «нового курса» в российской внешней политике неразрывно связывалась также с обострением внутреннего положения в стране. Российская империя стояла на пороге революции. В правящих кругах созрело убеждение, что победоносная война с Японией будет способствовать разрешению внутреннего кризиса, а шовинистическая волна захлестнет разномастное революционное движение.
Так на вершине власти в Российской империи образовалась собственная «партия войны с Японией». Переоценивая свои силы и пренебрежительно относясь к «азиатам», безобразовцы требовали «твердой» политики. Они считали, что империя на далеких Японских островах на войну не пойдет, а лишь попытается побольше выторговать для себя в ходе неизбежных дипломатических раундов. Между тем военная готовность царской России на Дальнем Востоке значительно отставала от помыслов сторонников «нового курса» внешней политики.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
МЫ НЕ ПОДОЗРЕВАЛИ, ЧТО ЯПОНИЯ ТАК ПОДГОТОВИТСЯ К ВОЙНЕ
Уже после русско-японской войны один из главных виновников поражения в ней Российской империи генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин с большим опозданием писал в своих мемуарах:
«После войны с Китаем, окончившейся изгнанием японцев с Ляодунского полуострова и занятием нами Квантуна, Япония начала лихорадочно готовиться к войне с нами».
Эти слова как нельзя соответствовали действительности. Окончательно установив, что Россия находится в полной изоляции (русско-французский договор фактически не распространялся на Дальний Восток), а Япония обеспечена поддержкой Лондона и Вашингтона, Совет министров Японии 14 декабря 1903 года решил, «несмотря на продолжающиеся дипломатические переговоры, действовать так, как будто их результат представляется несомненным». В январе 1904 года на Японских островах началось планомерное сосредоточение транспортов и скрытая мобилизация.
В штаб-квартире царского наместника адмирала Е.И. Алексеева серьезно не думали о возможности войны со Страной восходящего солнца и полагали, что дело ограничится демонстрациями военной силы. В начале января Алексеев говорил главному инженеру Порт-Артура Дубицкому:
«Поезжайте в отпуск… здесь у нас не предвидится никакой тревоги».
Подобное настроение царило и в официальных кругах российской столицы. Там было сложно вообразить, что империя на Японских островах, только-только заявившая о себе победным окончанием войны с Китаем, может решиться на то, чтобы скрестить оружие с Российской державой. Не допускалась даже сама мысль об этом «несоответствии сил».
Состояние русской армии и флота, вооружение, боевая подготовка в полной мере отражали уровень экономического, государственного и культурного развития России. Если сравнивать общую численность вооруженных сил Японии и России, то сразу заметно подавляющее превосходство последней. Втрое превышая Японию по численности населения (соответственно 140 и 46 миллионов человек), Россия располагала кадровой сухопутной армией чуть больше 1 миллиона человек против 150-тысячной кадровой японской. Обученный контингент резервистов русской армии доходил до 4,5 миллиона человек, в то время как в Японии вместе с кадровой армией он составлял не более 800 – 900 тысяч. Русский военно-морской флот превосходил японский по меньшей мере вдвое.
Все это было так. Но… Основные районы дислокации и комплектования русской действующей армии находились в 9 – 10 тысячах километров от будущего театра военных действий. Ввиду низкой пропускной способности Транссибирской магистрали в Маньчжурию могло подвозиться не более двух дивизий в месяц. На начальном этапе войны приходилось рассчитывать только на немногочисленные войска, расквартированные в Восточной Сибири и Приамурье.
О том, как «влияла» единственная в южной Сибири железнодорожная магистраль на переброску войск в Маньчжурию, где шла война, может служить пример 13-го армейского корпуса. Когда его головные эшелоны прибыли в Харбин, «хвост» корпусной колонны еще находился на Урале, в Челябинске.