Среди выражений, которые предстоит объяснять японцу, в рукописи стоит „налить на два пальца джину“,[11] в „Неве“ — „начистить ряшку“, позже — „тяпнуть по маленькой“, в собрании сочинений „Сталкера“ восстановлен вариант „Невы“. „Конфуцианские принципы“ в рукописи назывались „принципом „ко““, а в „Неве“ — „принципом „сяо““.
При подготовке собрания сочинений „Сталкера“ возникли сомнения относительно неправильностей письма японца к Сорокину: японцы часто путают при разговоре буквы „л“ и „р“, но это все же не разговор, а письмо, — учат-то японцы слова в правильном написании. БН ответил, что он может доказать правоту всех неправильностей, предоставив подлинное письмо японца к Стругацким, написанное именно с такими ошибками („врияние“ вместо „влияние“, „брагодарю“ вместо „благодарю“ и др.).
Эпиграф к тексту в Синей Папке в первом книжном издании был полнее:
Полуприличное слово „жопа“ полностью писалось только в собраниях сочинений, в других случаях (как сказано в самом романе): „…и уж в самом крайнем случае „ж“ с тремя точками“.
Иногда тексты ХС приводили языковедов в замешательство. К примеру, как правильнее — выйти „в лоджию“ или „на лоджию“? Оба эти варианта были использованы в разных изданиях.
И конечно, в разных изданиях были свои опечатки. Наиболее много их наблюдалось в мелких частных издательствах, но „Миры братьев Стругацких“ тоже внесли свой вклад в это дело. Назовем лишь самые интересные. Об особенном читателе, который читает соцреалистические книги, говорится: „То ли мы его выковали своими произведениями…“ В „Мирах“ вместо ВЫКОВАЛИ — АТАКОВАЛИ. СЛОВОБЛУДИЕ, вполне известное слово, превратилось в СЛОВОБЛУДЕНИЕ… А вместо Вали Демченко — Галя Демченко.
Интересна история с архаизмом, неоднократно встречающимся у любимого Авторами Салтыкова-Щедрина, который Стругацкие употребили, когда писали о министре коммунального хозяйства одной южной республики: „Потом принимаются за БЫВОГО министра…“ Выделенное слово они предлагали в каждое издание, где его упорно заменяли на БЫВШЕГО или БЫЛОГО… Как рассказывал БН, в одном случае, когда они предупредили лично редактора и корректора проследить за этим словом, его „исправили“ уже в типографии. Во время подготовки к изданию собрания сочинений „Сталкера“ это слово пытались исправить и выпускающий, и главный редактор… Пройдя все инстанции, слово было опубликовано так, как задумывали Стругацкие, но даже после публикации был звонок от руководства, мол, нашли опечатку в восьмом томе… БЫВОГО!
Как было сказано выше, первое издание „Невы“ значительно отличается от остальных. В течение трех лет, пока не вышло книжное переиздание, ХС читалась и перечитывалась именно в этом варианте. Для кого-то, кто познакомился с этой повестью позже, этот вариант является уже историей, а для тех, кто читал и перечитывал именно это издание, этот вариант, несмотря на все недостатки, все равно — лучший.
В самом начале повествования Сорокин „пил вино и размышлял…“, в журнальном варианте: „…с отвращением прихлебывал теплый „бжни“ и размышлял…“ Страницей позже во фразе „я взял стакан и сделал хороший глоток“ вместо ХОРОШИЙ — ЛЕЧЕБНО-ДИЕТИЧЕСКИЙ. И еще чуть позже: „…подумав с отчаянной отчетливостью, что не вина этого паршивого надо было купить мне вчера, а коньяку. Или, еще лучше, пшеничной водки“, — здесь вино заменено на воду.
Переделан поход Сорокина в кондитерский магазин, где слева от входа — кондитерские изделия, а справа — горячительные напитки. В рукописи и во всех остальных изданиях: „Где слева мне не нужно было ничегошеньки, а справа я взял бутылку коньяку и бутылку „Салюта““. В журнальном же издании: „Где справа мне давно уже не нужно было ничегошеньки, а слева я взял полдюжины „александровских“ и двести грамм „ойла союзного“, каковое, да будет вам известно, „представляет собой однородную белую конфетную массу, состоящую из двух или нескольких слоев прямоугольной формы, украшенную черносливом, изюмом и цукатами““. И далее Сорокин возвращается домой, „прижимая локтем к боку бутылки“… Соответственно: „…прижимая нежно к боку пакет со сластями“. Уже придя домой, Сорокин думает о приятном предвкушении, которого он не чужд, „как и все мои братья по разуму“, что напоминает читателю предыдущую страницу, где описывались стоявшие в очереди за спиртным „братья по разуму“. В журнальном варианте вместо БРАТЬЯ — БРАТЬЯ И СЕСТРЫ: сладкое любят все. И далее соответственно изменены приготовления Сорокина к ужину: вставлено „поставим чайник“, убрано „бутылки“, вставлено „блюдце с пирожными и Ритина вазочка с „ойлом союзным““.
Значительно урезан по той же причине и первый абзац второй главы, где Сорокин чувствует себя на следующее утро плохо, так как по причине принятия спиртного не выпил лекарство; думает, не похмелиться ли, рассуждает о похмелье — главном признаке алкоголизма, а затем уже — с радостью — об отсутствующей бывшей жене. Осталось только:
С вечера я не принял сустак, и поэтому с утра чувствовал себя очень вялым, апатичным и непрерывно преодолевал себя: умывался через силу, одевался через силу, прибирался, завтракал… И пока я все это делал, боже мой, думал я, как это все-таки хорошо, что нет надо мной Клары и что я вообще один!
В утреннем звонке дочери убран ее вопрос: „Опять сосуды расширял?“, а после разговора с дочерью Сорокин на радостях не „плеснул себе с палец коньяку и слегка поправился“, а „ссыпал в чашку последние остатки бразильского кофе, которые хранил для особо торжественного случая“.
Из перечисления, какими недостатками разрешается обладать положительному герою соцлитературы, исчезло: „Ему даже пьяницей дозволяется быть и даже, черт подери, стянуть плохо лежащее (бескорыстно, разумеется)“.
В Клубе Сорокин скромно заказывает бутылочку „пльзеньского“ вместо: „…пузатый графинчик (нет-нет, без этого не обойдется, я это заслужил сегодня)… и еще соленые грузди, сопливенькие, в соку, вперемешку с репчатым луком кольчиками, и по потребности минеральной… или пива?., нет, минеральной…“ Убрано замечание насчет подошедшего Гарика Аганяна, „у которого через час начинался ихний семинар“: „Пить он поэтому не стал и заказал себе что-то пустяковое“. Как убрано и уточнение насчет Жоры Наумова: „В одной руке он держал наполовину опорожненный графинчик, а в другой — пиалу с остатками столичного салата“. Поэтому далее, рассказывая о Косте Кудинове, Жора разглядывал мир не „сквозь рюмочку с водочкой“, а через „фужер с минеральной“. Хотя графинчик и появляется чуть позже, когда подошедший Петенька Скоробогатов „наливает себе из Жориного графинчика“ (в оригинале: „…наливает себе водки из моего графинчика…“). Далее в застольной беседе Сорокин не „выпил рюмку водки“, а „отхлебнул пива“. А затем убран целый абзац о посещении Сорокиным туалета; убран не по причине неприличия (ничего там такого в описании нет), а опять из-за упоминания об оставшемся дома коньяке и из-за описания признаков алкогольного опьянения у Сорокина: „Я был уже основательно набравшись. Я чувствовал это потому, что щеки у меня онемели и все время хотелось выпячивать нижнюю челюсть. Пожалуй, на сегодня было достаточно“. И укоряет себя Сорокин не „я тут водку пью“, а „я тут разговоры разговариваю“. Исчезла появившаяся вместе со Славой Крутоярским большая бутылка пшеничной.
11
Японцу объяснять это не пришлось бы: не мог японский переводчик не знать стандартного выражения (даже присказки): „two fingers of gin“… — В. Д.