„Довольно известного в Отделе культуры ЦК писателя Алексея Т.“ делают просто довольно известным писателем — упоминать ЦК, а тем более какой-то „отдел“ не следует. А вот во фразе „И написал в ЦК, в Отдел культуры“ убирается только „в ЦК“.
Вспоминая тещу, Варахасий перечисляет, что она пережила „первую мировую войну, революцию, гражданскую войну, разруху и голод, затем террор, затем Великую Отечественную и так далее“. ЗАТЕМ ТЕРРОР — убирается.
Убирается и такой вот факт: „…а Алексей Т., чтобы не ударить лицом в грязь, поведал Варахасию, как одного сотрудника Иностранной комиссии уличили в краже бутылок с банкетного стола“.
Убирается излишний (с точки зрения мнения о настоящем советском писателе и советском следователе) пессимизм в описании впечатления от песни, спетой Варахасием. Осталось только начало: „И ощутилось беспощадно, что им уже катит за пятьдесят и не вернуть больше молодой уверенности, будто все лучшее впереди, и пути их давно уже определились до самого конца…“, — а вот продолжение было вычеркнуто: „…и изменить пути эти может не их вольная воля, а разве что мировая катастрофа, а тогда уже конец всем мыслимым путям“.
В возмущении Алексея Т. („Всякий чиновник-недолитератор будет мне указывать, о чем надо писать, а о чем не надо!“) изымается часть слова — „чиновник“.
А в воображаемом интервью с Воронцовым от диалога:
— Потому что всякий раз впереди война, вселенское злодейство, вселенские глупости, и через все это мне неминуемо предстоит пройти.
— Неминуемо? Всякий раз?
— Да. Это обстоятельства капитальные, они составляют непременный фон каждой жизни.
остается только: „Потому что война. Это обстоятельства капитальные“. И далее убрано: „Три раза меня расстреляли, а однажды убили прямо на улице железными прутьями, минут десять убивали, было очень мучительно“. А вот в упоминание „Один раз сгнил в концлагере“ добавлено, что именно в ФАШИСТСКОМ концлагере.
Не остаются без внимания и непозволительные, с точки зрения цензуры, вольности в описаниях.
Алексей Т. и Варахасий в начале телефонного разговора обмениваются „обычными, не очень пристойными приветствиями“. НЕ ОЧЕНЬ ПРИСТОЙНЫМИ — убрано. „Я своих баб тоже в Ялту отправил“, — говорит Варахасий. БАБ — убирается.
В описании концерта зарубежной эстрады убирается, что „выступали немцы“ (почему — непонятно), хотя дальше вместо „Ах, это немецкое, неизбывное со времен Бисмарка, нагло-благонамеренное! Вертлявые девицы в панталонах и клетчатые пошляки, а за ними—мрачная харя под глубокой железной каской. Абахт! И выпученные солдатские зенки, как у кота, который гадит на соломенную сечку“ идет опять же о немцах: „Почему-то вспомнились слащавые фильмы с Марикой Рокк… Ах, это в старом прусском стиле неизбывное со времен Бисмарка! Вертлявые девицы в панталонах и клетчатые пошляки“.
Убирается отрывок о родинке, рассказанный Верой Самохиной:
„Например, что есть у вас очаровательная родинка на…“ И называет, простите, местечко на теле, которое и родному мужу не часто показываешь. Я обмерла, рот разинула, не знаю, то ли пощечину ему дать, то ли еще что, а он встал и ушел. Совсем ушел с вечеринки…
— Но родинка есть?
— В том-то и дело, что есть… И на том самом месте!
И позже Алексей Т. спрашивает о Вере Самохиной не „Интересно, где это была у нее родинка?“, а „Интересно, что он еще о ней знает?“ От ее же заявления „Когда Валька рассказала мне, что сошлась с ним…“ осталось только „Когда Валька рассказала мне…“
Убирается сравнение джек-лондоновского „Скитальца“, который в своей смирительной рубахе носился из эпохи в эпоху, „как страдающий поносом из сортира в сортир“. Убирается из размышления Варахасия: „Недаром, недаром поется в старинной песенке (слова народные): „Лучше сорок раз по разу, чем за раз все сорок раз““.
Убираются „сукин ты сын“, „не дай бог, пупок развяжется“…
Украинская песня, которую пел Варахасий и которая, как рассказывал группе „Людены“ Александр Исаакович Мирер (и даже учил петь!), являлась одной из любимых песен АНС, в журнальном издании была кем-то ошибочно атрибутирована: „Слова Слипченко В. В.“ На самом деле в основе песни — стихи украинского поэта Николая Томенко. БНС в офлайн-интервью, когда его спросили, почему многочисленные цитаты в произведениях АБС являются скрытыми (не указывается источник), ответил так: „Этот прием называется „скрытое цитирование“. Прием, достаточно распространенный и весьма эффективный. Приводить в подобных случаях точную ссылку означало бы несколько снизить уровень художественности текста, — взгляд квалифицированного читателя спотыкается, как правило, на такую ссылку, и это, пусть на мгновение, но отвлекает его от текста и снижает градус сопереживания. Во всяком случае, со мной это происходит именно так, и мне очень не нравится, когда в романе появляется прекрасное, созвучное событиям стихотворение — и тут же, вдруг, ни с того, ни с сего, ни в лад, ни в попад: „звездочка“ и — внизу страницы — ссылка: „Шекспир, сонет номер пятнадцать, перевод Шишкиной-Коперник“. На кой черт, спрашивается, надо мне сейчас, именно сейчас, когда я вместе с героем плачу над прекрасными строками, узнавать, чьи это именно за строки и чей перевод? АБС, как правило, пользовались именно „скрытым цитированием“, хотя — под давлением редакторов — приходилось иногда делать и сноски, что нам всегда чрезвычайно не нравилось“.
ЗАМЫСЛЫ
Как было показано в этом исследовании, АБС старались не оставлять написанные ими материалы неиспользованными, и то, что со временем не удавалось воплотить в отдельное произведение, шло в дело: пусть то были отдельные отрывки, интересно задуманные герои или нетривиальные ситуации.
Конечно, что-то так и осталось нереализованным, и некоторые заметки попали в папку архива с надписью:
Огрызки черновиков: ТББ, ВНМ, Кракен
Замыслы (Три богатыря, Повесть о Горбовском, Родился завтра)
Материалы по ТББ и ВНМ рассматривались в соответствующих разделах этого исследования. „Кракен“ — незаконченная повесть „Дни Кракена“ и план сюжета раннего варианта этой повести — был помещен в 11-й том собрания сочинений АБС издательства „Сталкер“ (в раздел „Неопубликованное“). „Три богатыря“ (заметки для исторической повести, которую хотели написать Авторы) и „Повесть о Горбовском“ („Родился завтра“) рассматриваются здесь.
Материалы к „Повести о Горбовском“ („Родился завтра“), сохранившиеся в архиве, интересны не только сами по себе (ознакомившись с ними, можно представить себе, о чем было бы написано еще одно произведение АБС), но и тем, что с их помощью можно проникнуть на кухню писателей, узнать, как сочинялись сюжет и фабула, продумывались основные персонажи, строилась последовательность изложения и, конечно, какие идеи думали обозначить Авторы в этой повести, а значит, и какие вопросы интересовали их в то время.
Сохранилось описание общей фабулы:
К ПОВЕСТИ О ГОРБОВСКОМ
Только пусть это будет не тот Горбовский. Надо создать немного другой образ.
Надо изыскать случай, по которому к Горбовскому одновременно собираются несколько человек — либо день рождения Горбовского, либо день его похорон, либо день его торжества, либо его судилища.
Как бы то ни было, к Горбовскому собираются к примеру пять человек: трое мужчин и двое женщин. Назовем их:
1. Марта.
2. Катерина.
3. Поль.
4. Иван.
5. Кобольд.
Из них:
1. Поль — приятель юношеских лет Горбовского. Не виделись уже тридцать лет, но переписываются и любят друг друга. Никого из собравшихся не знает.
2. Марта — женщина, любившая Горбовского и отвернувшаяся от него из-за его трусости, как ей показалось. Любит его до сих пор. Из самолюбия ошибки своей не признает. Никого из собравшихся не знает.