Жена его — тоже человек ОТТУДА. И сын — странный вяловатый господин с неопределенным взглядом и сильным английским акцентом. Да и сын ли?
У него есть сын. Ему лет тридцать. Живет сейчас в Австралии, держит филателистический магазин. Рослый белокурый красавец с манерами номенклатурного барина.
Разговор с сыном (над кляссером):
— Это безводные?
— Нет, с водой.
— Горизонталки?
— Три горизонталки, а на вырезке — вертикалка.
— Угу. Хорошая калоша… Тройка… Это Кронштадт, что ли? Жалко, что смазана.
— Уж какая есть. Не я ставил.
А крупнозубых у вас нет?
— Есть единичка, чистая, в квартблоке.
— А пятерки нет?
— Гашеная. Штрайф из трех.
— И как вы ее считаете?
— Как восемь штук. Редкая вещь.
— А почем франк?
— Копеек двенадцать.
— Что так дорого?
— А вы достаньте дешевле… И так далее.
У него живет черепаха по имени Старуха. Шуршит мятой бумагой. Смотрит старушечьими бессмысленно-зоркими глазами, словно видит что-то за горизонтом событий. Он берет ее в руку, гладит пальцем прохладную гладкую кость панциря, глядит в мертвенно-подвижные глазки и помирает от тоски и одиночества.
Дальняя комната, страшный чулан, где нет окон, но есть сквозняки, и жутко раскачиваются развешенные по стеллажам шерстяные вязаные хвосты. И всегда включенный компьютер с выключенным монитором — что-то обрабатывает. Что? Зачем? Там полутемно и страшно, как на капище, и пахнет пылью.
Его рекомендации:
— прочитать такую-то книгу (худ или спец);
— сходить на такую-то пьесу;
— посмотреть такого-то художника в Эрмитаже;
— записаться в спорткружок (вовсе НЕ для спорткарьеры!);
— познакомиться с таким-то;
История человека, которого посетил Ангел Смерти. Странный с жутью разговор. Ангел уходит, герой объясняет, кто это был. Героя тошнит от ужаса. Ангел представился работником социальной службы и заполняет анкету типа той, что в программе dlin. Они удаляются в дальнюю комнатку и о чем-то бубнят там, а потом возвращаются: Ангел удовлетворенный, а Стэн — перекошенный. И пьет коньяк. (Решили там чью-то судьбу?)
Двадцать часов я потратил и двадцать страниц исписал, чтобы только лишь повторить то, что уже двадцать раз говорил вам раньше. Я ничего не знаю о нем. Никто ничего не знает о нем. У него словно нет прошлого. Он ниоткуда. И он — никто».
На протяжении доноса разбросаны фразы типа: «Я вынужден надеяться на вашу скромность…» «Вы же понимаете, что будет, если он об этом узнает…» И т. д. Чтобы читателю было ясно, что это ДОНОС.
Текст прерывается, и появляется ОН — идет в ванную, выключает забытую воду, рассматривает старика в зеркале (что-то странное в лице — утром поймет, что нет бровей)…
«Ночная тишина стояла в доме. Бесплотные сумерки звуков. Тени звуков. Призраки. Это было одиночество».
А в конце Стэн припишет:
«Теперь стало значительно лучше. Но надо добавить, чтобы получился совсем гнусный вонючий старикашка.
1. Иногда его схватывает позыв на низ (это называется императив…), он подхватывается и мчится в сортир.
2. Когда жрет — весь подбородок замаслен…
3. Еще что-нибудь. Подумай…»
Он напишет еще: «Не надо так много об обстоятельствах личной жизни. Это бесполезно».
А потом зачеркнет это крест-накрест и припишет: «А впрочем, пишите что хочется».
ГЛАВА 2. От лица Юрия. По просьбе органов присутствует при разговоре с алкашом — бывшим сопалатником Стэна в институте, занимавшемся эликсиром вечности. Юрий догадывается, что речь идет о Стэне.
Юрий. Красавец. Лентяй. Великий Полиграф, «Детектор лжи» — чует ложь (по голосу, по мимике, по дыханию, по пальцам…). Работает в ФСБ. Начинал в Угро. «Видный деятель чекизма-кагебизма…» Через него М. А. выходит на людей ФСБ, которые интересуются Вадимом. Жуткий матершинник, каждое второе слово «блин». Люди в его глазах, все, полное говно. Мерзкие хари. Слюнявые пасти. Гнойные глазки. Вонючие рты. Вонючие подмышки и подштанники…
Следователь, ведущий опрос, — Павел Петрович Романов. Царственное ФИО.
История человека, над которым проводили опыты по практическому бессмертию в 1952-53 гг. Подопытные испытывали страшные боли и становились калеками. После смерти Сталина — всю лабораторию посадили. Выжил один из подопытных, ему и сейчас на вид 23 года, догадывается, в чем дело, скрывается, его случайно встречает один из врачей того времени, которому тогда тоже было 23, а теперь 67. Может быть, это сам Стэн — бывший подопытный, ставший бессмертным? Или кто-то из его учеников? Опыты удались: несколько человек, перемучившись жутко, выжили и демонстрируют чудо устойчивости по отношению к уязвлениям (что — ланцетом, что бактериями). Но как предложить товарищу Сталину такой мучительный путь?
Все, кроме одного, потом погибли — кто по пьяни, кто в лагере!
— Я никакой знаток чекизма-кагебизма, но я понимаю одно: они о нас знают только то, что мы сами говорим и пишем. А значит, чем меньше мы говорим и пишем, тем меньше они о нас знают…
ГЛАВА 3. День Стэна глазами Роберта. Визит Аятоллы с сынишкой. Согласие заняться сынишкой в обмен на Вадима.
…Сегодня мы особенно не в духе. Даже не побрились, что служит признаком абсолютного неприятия действительности. На своего верного секретаря мы посмотрели мельком и сразу же полезли в архив…
ГЛАВА 4. Харбаз. День Вадима. В манере киносценария: взгляд извне. История того, как был сломлен человек. Вначале он гордый, самодостаточный, презрительный. В конце — раздавленный, жалкий, униженный.
— Сегодня я во сне покойного отца видел, — сообщил Тимофей Евсеевич озабоченно. — Значить? Что-нибудь плохое случится.
Вадим посмотрел на него без интереса и снова углубился в газету.
Газета была недельной давности. Каша была овсяная, слишком густая. День был ясный, жаркий, совсем без ветра. А Тимофей Евсеевич Сухоличенко был в своем репертуаре.
— Хорошо. Пусть будет такочки…
Трое на джипе «чероки». Пытки: кончики пальцев пассатижами и электродинамо. Вмешательство быка. Вадим клянется, что ничего не может. «Я только ЗНАЮ, но ничего не могу изменить…» Очень убедителен. А когда его оставляют в покое, мстительно говорит: «Хер вам».
Изящный небольшой очень аккуратный человек с острым лицом и старомодными косыми бачками. Весь в сером, элегантный. И здоровенный бык с вечной рассеянной улыбкой добряка — колет орехи то ли специальными щипцами, то ли пассатижами — и хрустит ими аппетитно на зубах. Потом этими же щипцами обрабатывает пальцы Вадиму.
— В 1993 все были уверены, что победят демократы. Только вы говорили: нет, Жириновский. В 1996 году все были уверены, что Ельцин проиграет. Только вы говорили: хер вам, обязательно победит…
— Мы не спрашиваем — как. Это ваше дело. Мы только хотим, чтобы референдум кончился на «три ДА».
Деньги: 10 тыс. сразу же — 90, когда все будет ОК.
Угрозы по поводу брата. И когда он готов уже согласиться (соврать) — Серый покачал головой, глядя пристально и даже с сожалением: «Нет. Поздно. Теперь вы должны понять, что мы не шутим».
Дают ему $ 5000: если сделаете как надо, получите еще 45; если же нет — вы знаете, что вас ждет. Извините. Ничего личного.
И ужасный вопль Тимофея Евсеевича: «Вадим Христофорович! |Поберегитесь. Не обманывайте товарищей! Ведь вы же МОЖЕТЕ! Не противьтесь, сделайте, что они хотят. Вы же погоду все время ДЕЛАЕТЕ!.. Он погоду делает. Не предсказывает, делает. Всю дорогу. Когда устаем наблюдать — дождь. Когда надо наблюдений пойми мне — вёдро!!!»
— А кто будет назначен председателем ФСК?
— Ну не знаю я этого, и знать не могу, как вы не понимаете! Я знаю, чего хотят миллионы, а не десяток начальников.
— Найдут ли нефть на Теренкене?
Тимофей стоял в прежней позе — на коленях, руки уперты в траву, глаза у него были как издыхающие головастики.
ГЛАВА 5. Пьяная вечеринка «богов».
Дружеская попойка: Роберт (секретарь босса), Тенгиз (психократ), Юрий (детектор лжи), Андрей (внушающий страх).