Рисунок Б. Н. Стругацкого к «Извне» на обороте рукописи ОО
Схема расположения материков на планете Саракш. Рисунок А. Н. Стругацкого
Виктор забрался в «джип» и несколько секунд сидел, не двигаясь, в сырой темноте и слушал, как дождь барабанит по брезенту. Ветровое стекло было все залито водой, в извилистых дергающихся струях дробились и прыгали редкие огни города. Напрасно я ушел, подумал он вдруг. Ну куда я поеду? Везде были только мрак и дождь, мрак, пропитанный дождем. И там просто не могло быть места для Дианы. Он завел двигатель, и дворники замотались по стеклу, размазывая воду. С ветерком, подумал он. Дави пьяных. Асфальтированный участок перед рестораном кончился очень быстро, колеса застучали по брусчатке главной улицы, прохожих не было, только у кинотеатра в неоновом свете под навесом толпились молодые люди неопределенного пола в блестящих плащах до пяток, да на углу Арсенальной, опять-таки под навесом, курили в мокрый рукав двое патрульных автоматчиков из четвертого взвода. При виде «джипа» автоматчики укрыли сигареты и подтянулись. Виктор свернул на Арсенальную, на булыжник, в густой мрак — только далеко впереди мигал, раскачиваясь, фонарь над воротами консервного завода — и включил ближний свет. Он представил себе, как солдаты, провожая машину глазами, спокойно затягиваются дымом казенных сигарет, затем старший деловито констатирует: «До женщины направляется». Младший, первогодок, позволяет себе оценку: «Красивая у него баба», на что старший замечает уклончиво: «По всему видать, в санаторий направляется». После чего, бросив окурки в лужу, они неторопливо движутся к кинотеатру. И оба, стервецы голодные, представляют себе Диану и наверняка заберутся в кинотеатр и просидят там два сеанса…
На выезде из города его остановил второй патруль. Заглянули в машину, посветили фонариком, козырнули, сказали осипшими глотками: «Здравия желаем, господин капитан». «Все спокойно?» — спросил Виктор для порядка. «Так точно, спокойно», — ответили ему, затем, поколебавшись, добавили: «С четверть часа назад туда-обратно медсестра проехала. Одна». Виктор захлопнул дверцу и поехал дальше. Потянулся грейдер с обочинами, залитыми жидкой грязью, невысокие кусты справа и слева, и больше ничего не было видно, и когда Виктор включил дальний свет, белые лучи уперлись в дымную стену дождя. Грейдер был выпуклый, скользкий, машину все время норовило снести, Виктор уселся поудобнее и крепче взялся за руль. Хорошо было бы, если бы Диана завязла где-нибудь со своим грузовиком. Стояла бы она у обочины и плакала бы от злости и от бессилия. А я бы подъехал, перетащил бы, не говоря ни слова, ящик с коньяком, сели бы мы с нею рядом и выкурили бы по сигарете, чтобы успокоиться. Что ужасно? Ужасно, что Диана ни в ком никогда не нуждается. Совершенно независимая женщина. Всегда одна и никто ей не нужен. Трудно любить женщину, которой никто не нужен. Честно говоря, если даже она и завязла бы, то не стала бы она стоять у обочины и плакать, а зажгла бы она свет в кабине, включила бы печку и стала бы читать какую-нибудь книгу. Или заснула бы. И радовалась бы, что скотина Росшепер остался без спиртного. «Тебе бывает скучно?» — «Бывает», — «Что ты тогда делаешь?» — «Скучаю». Вот именно. Вся она в этом. Она спокойно, вольно и независимо скучает. Осуществляет свое право на скуку. Прелесть ты моя суверенная.
Он увидел впереди на дороге три темные фигуры и на секунду рефлекторно убрал ногу с педали газа. Но только на секунду. Прорвусь, подумал он пренебрежительно и, выжимая педаль до отказа, отнял одну руку от руля, нашарил рядом на сидении деревянную кобуру. Он еще не успел поймать рукоятку маузера, когда понял, что это не «кайманы». Это был Бол-Кунац и еще два нантских мальчика примерно того же возраста. Виктор остановился рядом с ними и открыл дверцу.
— В город или домой? — спросил он.
Бол-Кунац вежливо подошел к машине. Его товарищи остались на месте.
— К сожалению, не то и не другое, господин капитан, — сказал Бол-Кунац. — Нам не нужно в город и не нужно в горы.
— А куда же вам нужно, странные вы дети? — спросил Виктор. Ему очень нравились нантские ребятишки. Никогда в жизни и нигде он таких не видел.
— Если быть вполне откровенным, — сказал Бол-Кунац, — то нам никуда не нужно. Нам нужно быть здесь, где мы стоим.
— Зачем? — закричал Виктор. — Зачем вам быть здесь, под дождем, когда ваш народ празднует сейчас встречу со своим великим певцом Росшепером Нантом? Полезайте в машину, я отвезу вас к нему.
Бол-Кунац отступил на шаг и покачал головой.
— Господин капитан знает, что наши мысли о Росшепере Нанте полностью совпадают с его мыслями, — сказал он, — К тому же нам нужно быть здесь. Но если бы у господина капитана нашлось несколько лишних сигарет…
Виктор достал из кармана пачку, закурил одну сигарету, а остальные вместе с зажигалкой передал Бол-Кунацу.
— А зачем же все-таки вы здесь стоите? — спросил он. — Ждете кого-нибудь?
— Мы ждем, — сказал Бол-Кунац, — Но мы ждем не человека. Нам нужно узнать, до какого места дойдет туман.
Виктор глубоко затянулся и, задержав дым в легких, внимательно посмотрел на мальчика, на тоненького гибкого мальчика в брезентовом комбинезоне, на его узкое темное лицо, по которому стекала вода, на его губы с вежливо приподнятыми уголками.
— Когда ты вырастешь, Бол-Кунац, — медленно сказал он, — я почту за честь служить у тебя под начальством.
Спутники Бол-Кунаца тоже подошли поближе, и один из них, улыбаясь, сказал:
— Это будет большая честь для нас, господин капитан.
— Вот как?
— Несомненно. Вы — единственный человек в округе, который знает Шпенглера.
— Гм, — сказал Виктор. — Вы мне льстите. Но есть еще Юл Голем, и был еще поручик Перенна.
— Да, Перенна был поручиком, — сказал Бол-Кунац. — Мы вам очень благодарны за сигареты, господин капитан.
Виктор вздохнул.
— Когда будешь в городе, занеси зажигалку в казарму.
— Обязательно, — сказал Бол-Кунац. — Не можем ли мы в свою очередь попросить вас, господин капитан, заметить время, когда вы по дороге в санаторий въедете в туман?
— И место, — добавил один из его товарищей.
— С точностью хотя бы до ста метров, — добавил другой.
— Обычно при таком дожде тумана не бывает, — сказал Виктор. — Но раз вы утверждаете… Что слышно в деревне о «кайманах»? — спросил он.
— О «кайманах» ничего не слышно вот уже две недели, — сказал Бол-Кунац. — В наших горах «кайманов» сейчас нет, господин капитан. Вы можете быть спокойны: старец Зурзмансор осведомляет господина Суммана достаточно регулярно.
— Регулярно так регулярно, — машинально сказал Виктор и совсем уже собрался воткнуть первую передачу, как вдруг до него дошло. — Так, — сказал он, потому что не знал, что сказать. Шляпа, растерянно думал он. Ну что за шляпа. Кашевар. Сапожник. Надо было что-то сделать, надо было казаться небрежным, и он стал протирать ветровое стекло. — Нет, значит, «кайманов» в наших горах, — сказал он бодро.
— Прошу прощения, — медленно сказал Бол-Кунац, — но господин капитан давно и хорошо знает господина Павора Суммана?
— О, мы старые знакомые, — бодро сказал Виктор. — Мы вместе учились. В одном классе, — поспешно добавил он. Тут его прорвало. — А тебе не кажется, Бол-Кунац, что твоя осведомленность может тебе повредить, черт бы тебя побрал?
— Ваши мысли о Бол-Кунаце, — холодно сказал мальчик, — в этой части полностью совпадают с нашими мыслями о господине Суммане.
— До свидания, — буркнул Виктор, захлопнул дверцу и поехал дальше.
За шиворот тебя, подумал он. В комендатуру тебя, подумал он. Откуда ты это узнал, откуда? Павор, шляпа, сапожник, мазила, чему вас там учат, дармоедов? Глаза и уши армии! Задница ты, а не глаза и уши. Если уж каждый мальчишка знает, кто ты есть, то что же знают «кайманы»! Ты же все дело провалил. Холодное твердое лицо. Что же мне теперь, докладную на тебя писать? Или прикажешь понимать всю твою информацию наоборот?..
Он опомнился, когда въехал в туман. Это было уже на горе, рядом с санаторием. Он посмотрел на часы. Было без четверти десять. Всё они знают, подумал он. Про туман они знают, и про Павора они знают, и про меня они знают, и про Диану, наверняка, знают. Туман был плотный, молочный, вокруг было светло от фар, но ничего не было видно. Он с трудом нашел ворота санатория и дальше ехать уже не рискнул, опасаясь своротить какую-нибудь гипсовую вазу или купальщицу. Он вылез из «джипа», волоча за собой ремень с кобурой. Теперь, когда фары погасли, он смутно различал впереди освещенные окна. Пахло почему-то дымом, слышалось нестройное унылое пение, вскрики, топот и шарканье. Виктор двинулся вперед, стараясь держаться середины песчаной аллейки, он был очень осторожен и тем не менее вскоре споткнулся обо что-то и прошелся на четвереньках. Позади вяло выругались по-нантски. Праздник встречи, начавшийся месяц назад, был в разгаре. Виктор тоже выругался по-нантски и пошел дальше.