И позже, сквозь пьяную дремоту, Банев слышит голос Голема:
— …Потому что у них ведь нет ни зависти, ни корысти, ни злобы, они очень уравновешенные люди и очень уважают друг друга, потому что им есть за что уважать… У них совсем, совершенно нет наших гадостей. Может быть, у них есть какие-то свои гадости, но о них ничего пока не известно, ни нам, ни им…
Зурзмансор, который сидел на носу лодки, повернул голову, и стало видно, что у него нет лица, лицо он держал в руках, и лицо смотрело на Виктора, хорошее лицо, честное, но от него тошнило, а Голем все не отставал, все гудел.
— …Они очень молоды, у них все впереди. У нас впереди нет ничего, а у них — все. Конечно, человек овладеет вселенной, но это будет не краснощекий богатырь с мышцами, и конечно, человек справится с самим собой, но только сначала он изменит себя… Природа — хитрейшая баба! Нет, она не обманывает, она выполняет свои обещания, но не так, как мы бы хотели…
В последней главе, там, где Банев рассуждает о связи литературы и жизни, в рукописи была еще добавка:
Вот, например, критики, профессиональные искатели связей литературы с современностью. Что они скажут об этих рассказах? Разное скажут. Они представления не имеют о дождливом городе, о мокрецах, о Диане, о Паворе и о прочем. И им на все это наплевать, потому что они воображают, будто все связи должны быть прямыми, кратчайшими…
Собираясь бежать из гостиницы с Квадригой, Банев берет с собой документы и деньги. В первом варианте он думает еще и о рукописях:
Виктор сунул ему [Квадриге. — С. Б.] свой старый плащ и погасил свет. Потом он подумал, вынул из ящика документы, деньги и рукописи. Деньги и документы он рассовал по карманам, а над рукописями задумался. Шесть набитых папок и еще куча исписанной бумаги. Без паники, сказал он себе. Он сгрузил все обратно в ящик и запер стол. Потом он закрыл окно и отдался на волю Квадриги.
Путешествие Банева и Квадриги по темному городу тоже описывалось в рукописи несколько по-другому:
Виктор был зол. Несколько раз он ступал в глубокие лужи, туфли промокли, дождь лил по лицу, и очень хотелось плюнуть на все и вернуться обратно в номер. Что за глупости? Какое мне дело до их съездов и их восстаний? Мало ли что там говорит Голем? Выгоняют под дождь ночью ни в чем не повинного человека, волокут его через весь город аж на окраину. Зачем? Не желаю. Не потерплю даже от суперменов. Вернусь вот сейчас и завалюсь спать. Два обстоятельства сдерживали его: Квадрига, вцепившийся как клещ, и то обстоятельство, что в ресторане спиртного не дадут, не драться же с ними из-за бутылки водки, а у Квадриги должен быть запас. Он налетел на фонарный столб. Квадрига оторвался и сейчас же заорал на весь город: «Банев, где ты?» Пошарив в мокрой темноте, они нашли друг друга и двинулись дальше. Над головами хлопнуло окошко, придушенный голос шепотом спросил вслед: «Ну, что слышно?» — «Света нет», — сказал Виктор через плечо. «Точно, — сказал голос — И воды. Хорошо, мы ванну успели набрать…» — «А что будет?» — спросил Виктор. После некоторого молчания голос произнес: «Удирать надо». И окошко захлопнулось. Потащились дальше. Квадрига, держась за Виктора обеими руками, сбивчиво рассказывал, как он проснулся от ужаса, спустился вниз и увидел там это сборище. Налетели впотьмах на грузовик, обогнули его и сбили с ног человека, который этот грузовик чем-то грузил. Квадрига опять заорал. «В чем дело?» — спросил Виктор. «Дерется, — сказал Квадрига. — Прямо по печени. Палкой. Или ящиком». Ни черта не было видно. Общее направление еще можно было угадать по уличным фонарям, горящим вполнакала, да кое-где виднелись слабые полоски тускло-розового света сквозь щели в ставнях. Дождь лупил без передышки. Но улица не была безлюдна. То и дело попадались автомобили, поставленные кое-как, где-то переговаривались шепотом, мяукал грудной младенец. Кто-то окликнул их и спросил, как пройти на Проспект Президента. Около самой площади, когда впереди появились освещенные автомобильным прожектором двери полицейского управления и толпа народу у этих дверей под навесом, пришлось остановиться. Им осветили лица фонариками и потребовали документы. Оказалось — военный патруль. У Квадриги документов, естественно, не было, Виктор из солидарности сказал, что у него тоже нет. Патруль с ворчанием отстал. Старший патруля сказал что-то вроде «пусть идут, это шпаки». Пересекли площадь. Около полицейского управления бессмысленно бегали золоторубашечники, сверкая касками в лучах фар. Раздавались зычные неразборчивые команды, отъезжали и приезжали машины. Сразу было видно, что центр паники здесь. Огни на площади еще некоторое время освещали им дорогу, потом снова стало темно.
Встреча с дезертировавшим солдатиком в рукописи сопровождалась таким диалогом:
Позади послышалось завывание автомобиля, и по стенам домов заметались световые блики.
— Э, — сказал Виктор. — Приятель, а ведь я тебя знаю. И ты меня знаешь. Помнишь, я машину угнал, а ты меня спас от полиции?
— Помню, — сказал голос — Только вы не шевелитесь и не кричите, когда машина проезжать будет, а то ей-богу застрелю. Мне теперь все равно.
Визг Квадриги, разбудивший Банева, в рукописи описывался подробнее:
Визжал Р. Квадрига. Он стоял, раскорячившись, перед раскрытым окном, глядел в небо и визжал, как баба. Было светло, но это не был дневной свет. На захламленном грязном полу лежали ровные ясные квадраты, и Виктор даже не сразу понял, что это такое.[34] Он подскочил к окну и выглянул. Это была луна. Ледяная, маленькая, ослепительно яркая. В ней было что-то невыносимо страшное, Виктор не сразу понял — что. Небо было по-прежнему затянуто тучами, и в этих тучах кто-то вырезал ровный аккуратный квадрат чистого неба с луной в центре.
И на эту луну, на этот квадрат выл Квадрига, словно собака в морозную ночь. Впрочем, уже не выл. Он зашелся от крика и издавал только слабые скрипучие звуки.
«Драп» из города тоже описывался несколько по-другому:
Первое время имела место видимость какого-то порядка: драпало начальство. Росшепер в «кадилляке» с депутатским флажком, господин бургомистр с гигантской супругой, полицмейстер, теща полицмейстера, жена и дети полицмейстера, директор гимназии, судья, почта и телеграф, акциз, финансы; грузовики с мебелью, грузовики с багажом, грузовики с прислугой, полиция, золотые рубашки, все, все, отчетливо видные в лунном свете, встрепанные, перепуганные, грызущиеся, кто-то кому-то не давал дорогу, а должен был бы дать, кто-то гудел, кто-то грозил стрелять; рев стоял на шоссе. Город выдавливался, как огромный нарыв. Потом гной схлынул, и потекла кровь. На битком набитых грузовиках, в старых автобусах, на мотоциклах, на велосипедах, пешком, на сельскохозяйственных машинах, на повозках уходило население, уносило скудный скарб, оставив позади дома, клопов, нехитрое счастье детей, угрюмое, молчаливое, несчастное. Светало, небо приняло неопределенно серый цвет, луна побледнела, а квадрат вокруг нее расплылся, тучи на его границах таяли, и половина неба очистилась — наверное, впервые за несколько лет. Население прошло, двинулась армия. Виктор вдвинулся поглубже в сирень. Проехали два вездехода с офицерами, два грузовика с солдатами, походная кухня и наконец знаменитый броневик с пулеметами, развернутыми назад. Наступило время мародеров, но мародеры, судя по всему, удрали первыми, еще до начальства.
Во время правки черновика Стругацкие тщательно и педантично работают над стилем. Каждое предложение, каждое слово проверяется на прочность и достоверность. Многочисленные примеры, приведенные ниже, думаю, могут служить в качестве пособия «Как надо работать над текстом» для многих молодых авторов и неопытных редакторов.
Не останавливаясь подробно на каждой правке и предлагая читателю самому понять «а чем же этот вариант лучше предыдущего?», позволю себе лишь расположить их в определенном порядке и прокомментировать некоторые из них.
Одна из примечательных особенностей стиля АБС — рассказывать читателю о биографии, характере, а то и о самой сущности того или иного персонажа посредством реплик или мыслей его. В этих репликах важно всё: употребление того или иного слова, их порядок в реплике, эмоциональная насыщенность и правильность построения каждого предложения.
34
Здесь Авторы исправили существенную ошибку. Вот из основного текста: «…было светло, но это не был дневной свет: на захламленном полу лежали ровные ясные прямоугольники». И все. Т. е. это прямоугольники от освещенных снаружи окон, а в первом варианте получалось, что на полу тени от квадрата, вырезанного в облаках. Такой ужас, пожалуй, даже мокрецам не организовать. — В. Д.