— Профессора Аллу.
— Да! — рявкнул Зеф.
— Это Мак…
— Массаракш, я же просил не приставать ко мне сегодня…
— Заткнись и слушай. Собери немедленно наших людей. Всех, кого сможешь… К черту вопросы! Слушай… Всех, кого сможешь. С сигаретами и спичками. Ждите меня напротив ворот, там есть павильон, знаешь? С фонтаном… Понял?
— Я не понимаю, при чем здесь сигареты… Максим скрипнул зубами.
— Дубина, — сказал он. — Наши. С сигаретами. С зажигалками, массаракш! Щелк-щелк и огонек!
— А! С оружием? — обрадованно сказал Зеф.
Максим покосился на лаборанта. Тот прилежно считал на арифмометре.
— Да, — сказал он. — И еще просьба. Вызови Раду. Пусть немедленно возвращается домой. Позаботься о ней, если я уеду надолго.
— Что за дьявольские тайны! — взревел Зеф, но Максим уже отключил его и набрал номер Вепря. Здесь ему повезло: Вепрь оказался дома.
Встретившись с Вепрем, Максим поднимает еще одну тему:
— Помните, как я в первый раз выступал на заседании штаба? Недели две назад… Потом вы отозвали меня в сторонку и предупредили, чтобы я никогда больше не заикался о своем желании взорвать Центр, если я действительно хочу его взорвать.
— Помню, — кивнул Вепрь.
— Так вот, я вам за это благодарен. Я больше никогда не заикался. Более того, я стал одним из самых активных сторонников захвата Центра в целях его дальнейшего использования во имя интересов народа… Не помню, как там эти дураки говорят дальше.
— Обратить Центр против врагов страны, — поправил Вепрь, — и во благо народа, пока народ сам не научится понимать, в чем его благо.
— Вот-вот-вот…
— Да, я заметил. Я даже поверил и немного разочаровался в вас. Я думал, что вас переубедили.
— Нет, — сказал Максим. — Просто я послушался вашего совета, и кончилось дело тем, что я получил возможность взорвать Центр.
Вепрь снова быстро повернулся к нему.
— Сейчас? — сказал он.
— Да. Приходится спешить, а я почти ничего не успел приготовить. Я очень рассчитываю на вас.
— Говорите.
— Я войду в здание, вы останетесь в машине. Через некоторое время, вероятно, поднимется тревога, может быть, начнется стрельба. Это не должно вас касаться. Вы продолжаете сидеть в машине и ждать. Вы ждете… — Он подумал, прикидывая. — Выждете двадцать минут. Если в течение этого времени вы получите лучевой удар, значит все обошлось, можете падать в обморок со счастливой улыбкой на лице. Если нет — выходите из машины, детонируйте бомбу и старайтесь спастись. Может быть, так удастся разрушить хотя бы антенну.
Некоторое время Вепрь размышлял.
— Вы не разрешите мне позвонить кое-куда? — спросил он.
— Нет, — сказал Максим.
— Видите ли, — сказал Вепрь, — если убьют вас, то, скорее всего, убьют и меня, и тогда от разрушения антенны толку будет мало… От взрыва антенны толку вообще будет мало, но это даст два-три дня, а за два-три дня можно кое-что сделать. Если найдутся люди, готовые к бою.
— Это в штабе, что ли? — спросил Максим презрительно.
— Ни в коем случае. У меня есть своя группа. Вот этих людей и я хотел бы предупредить, сейчас.
Максим молчал. Впереди уже поднималось серое семиэтажное здание с каменной стеной вдоль фронтона. То самое. Где-то там бродила по коридорам Рыба, орал и плевался Бегемот. И здесь был Центр. Круг замыкался.
— Ладно, — сказал Максим. — Там у входа есть телефон-автомат. Когда я войду внутрь — но не раньше, — можете выйти из машины и позвонить. Но имейте в виду: если ничего не выйдет, а вы останетесь живы, никому и никогда не рассказывайте, что знаете, где Центр. Это, как говорится в романах, смертельная тайна.
Мысли Максима перед штурмом Центра подавались так: «Но самый большой дурак — господин генеральный прокурор, подумал он с неожиданным удовольствием. <…> Просто он не может себе представить, что кто-то возьмет Центр и взорвет его, вместо того чтобы захватить и „использовать во благо“».
В разговоре Максима и Странника в рукописи присутствовал еще такой момент: «„Быстрые вы там, однако, ребята — Искатели…“ — „Крепкоголовые“, — пробормотал Максим. „И не без этого“, — согласился Странник».
Странник, перечисляя Максиму трудности возникшего положения, в рукописи добавляет: «…списки подполья в руках полиции, к вечеру на свободе не останется ни одного подпольщика».
Перечисленные многочисленные дополнения, бывшие в рукописи, вероятно, показались Авторам несущественными для читателя. Однако они еще раз указывают на то, что при написании возникшая в воображении автора картина куда богаче той, которая рисуется «в итоге» — в публикации.