Выбрать главу

Ратиани схватился за голову, а Николай Петрович вскочил, разъяренный.

— Передай Стрембергу, скотина ты этакая, что в тебе слишком много ослиного упрямства!

— Хорошо, — безразлично сказал Урм.

— Черт знает что. — Николай Петрович сел, затем снова вскочил. — Слушай, Ратиани, либо это огромная, небывалая победа, либо…

Он замолчал.

— Либо? — спросил Ратиани.

— Либо… Посмотри на Урма!

Урм тихонько покачивался на коротких ногах, поворачивая куполообразную голову вправо и влево. Черные отполированные раковины ушей шевелились, в глазах вспыхивали и гасли зеленые огоньки.

— Кто-то идет, — сказал Ратиани.

Дверь распахнулась, и на пороге появились Стремберг и инфраоптик Костенко, оба веселые, замерзшие, с ног до головы покрытые снегом.

— Наконец-то, — пробормотал Николай Петрович.

— Добрый вечер, дрессировщики! — крикнул Стремберг. — Как дела?

— Здравствуйте, как поживаете, — сказал Урм.

— Отлично, Урм, здравствуй, Урм.

Костенко отряхивал доху и топал ногами в унтах, не спуская глаз с Урма.

— Вот ты какой, оказывается, — сказал он. — Я думал, ты повыше, постройнее.

— Ничего. — Стремберг вытер мокрое красное лицо носовым платком. — Ничего, нам его не женить. Правда, Урм-Ар?

— Для передачи Стрембергу, — сказал Урм. — Во мне слишком много ослиного упрямства.

— Что такое? — изумленно спросил Стремберг.

— Слишком много ослиного упрямства, — повторил Урм.

Стремберг повернулся к Николаю Петровичу.

— Это еще слишком мягко сказано, — мрачно проворчал тот. — Он не слушается.

— То есть?

— Он отказывается выполнять приказания, — пояснил Ратиани. — Говорит, что ему надоело.

Костенко захохотал, разевая широкую белозубую пасть.

— Может быть, требует прибавки жалования?

— Может быть, — сухо ответил Николай Петрович.

Стремберг сел к столу, взял у Ратиани папиросу, закурил.

— Рассказывайте, — потребовал он.

— А что здесь рассказывать? — сердито сказал Николай Петрович. — После обеда, когда ты уехал, взялись за проверку логических цепей. Шахматные задачи, интегральные уравнения и прочее. Сначала все шло хорошо. Но когда перешли на систему силы и движения… Да ты попробуй сам.

— И попробую, — сказал Стремберг. — Урм-Ар, шаг назад!

Урм качнулся, но не двинулся с места. Костенко перестал улыбаться.

— Смотри-ка…

— Урм-Ар, шаг вперед!

— Не хочу, — сказал Урм.

Воцарилось молчание. Костенко встал и отошел к двери.

— Я плохо разбираюсь в этих ваших анализаторах и полях памяти, но… Мало ли что ему придет в голову!

Стремберг положил окурок на край стола.

— Та-ак, — медленно сказал он. — Это я, пожалуй, не учел.

Николай Петрович и Ратиани вопросительно взглянули на него.

— Что ты не учел? — осведомился Николай Петрович.

— Понимаешь… Мне еще не все ясно, конечно. Может быть, спонтанные дуги… Господи, конечно! — Он хлопнул себя по лбу. — Конечно, спонтанные дуги! Институт битком набит счетными машинами, а я, идиот, не попытался даже рассчитать возможные варианты рефлексов! Но тогда…

Стремберг остановился, уставившись на Урма невидящим взглядом.

— Ничего не понимаю, — честно признался Ратиани.

— Я тоже, — сказал Николай Петрович.

— И я тоже, — подумав, сказал Костенко. — Что такое спонтанные дуги?

— Спонтанные дуги, — рассеянно сказал Стремберг, — это самопроизвольно возникающие дуги.

— Понятно, — упавшим голосом сказал Костенко.

— Слушайте, товарищи. — Стремберг вскочил на ноги и крепко потер ладони. — Если я не ошибся, это будет изумительное открытие. Мы перевернем всю нашу науку… — Он взглянул на часы. — Десятый час. На сегодня довольно. Сейчас едем ко мне ужинать, о делах больше ни слова.

Николай Петрович нерешительно оглянулся на Урма.

— Нет, нет, — сказал Стремберг. — Отложим до завтра. Вам нужно как следует отдохнуть, а мне как следует подумать. Завтpa у нас много нового и, обещаю вам, весьма и весьма интересного. Спонтанные дуги, черт побери! Программирование было перед обедом, а после обеда появились спонтанные дуги. Разумеется, программа триста тридцать три и спонтанные дуги… Пошли, одевайтесь. Жена обещала угостить нас превосходным шашлыком. Ратиани, любишь шашлык?

— Люблю, — ответил Ратиани. У него был слегка обалдевший вид.

Николай Петрович выходил последним. На пороге он задержался, чтобы погасить свет. Когда лампа погасла, в темноте сверкнули искрами глаза Урма. Николай Петрович передернул плечами и захлопнул дверь.