— Плохо, — сказал он шепотом. — Очень плохо. И часу не протянет. — Он снова сплюнул. — По-видимому, его бросило головой на распределительный щит. Знаете, тот, в моторном отделении. У него в двух местах пробит череп и сломаны шейные позвонки.
Командир опустил голову.
— Ну, а как вы? — Доктор подошел к Инженеру. — Больно?
Сейчас впрыснем вам кое-что.
Он опять сплюнул и вытащил из нагрудного кармана коробку со шприцем.
— Что вы… всё плюетесь… Доктор? — с трудом выдавил Инженер.
Он хотел сказать совсем другое, крикнуть, что он не верит, что брата уже невозможно спасти… но в последний момент вспомнил, что перед ним один из лучших хирургов страны и что вряд ли такие вещи пришли бы ему в голову, если бы Механик не был его, Инженера, братом.
И он спросил вместо этого:
— Что вы… всё плюетесь?
Доктор набирал в шприц желтую жидкость из узкой стеклянной ампулы.
— Плююсь? — рассеянно переспросил он. — А… это, друг мой, эмаль. Лопнула от удара эмаль на зубах. Ну-ка, дайте руку… да не бойтесь, здоровую руку. Вот так.
Через несколько минут все спустились в нижний отсек. Там в подвесной койке лежал Механик, изжелта-бледный, с широко раскрытыми остекленевшими глазами, с розовой пеной в углах полураскрытого рта. Возле него сидел Радист. Инженер наклонился над братом.
— Леня… — тихо позвал он. — Леня!
Радист встал, прихрамывая отошел в сторону и отвернулся лицом к стене. Он и Механик были самыми молодыми из экипажа, большими друзьями.
— Леня, — еще раз проговорил Инженер.
Доктор тронул его за плечо.
— Он не слышит вас.
— И… никогда больше не услышит, — сказал Инженер. А, может быть…
Широко раскрыв глаза, он взглянул на Доктора.
Тот опустил голову. Тогда он опустился на стул, где только что сидел Радист.
Потом повернулся к Командиру и проговорил с виноватой улыбкой:
— Вы все… уйдите, пожалуйста.
Метрах в ста от звездолета в вязком горячем грунте выкопали яму и опустили в нее свинцовый бак с телом Механика. Дали прощальный залп из карабинов. Над могилой поставили лист нержавеющей стали с выцарапанными на нем неровными буквами.
Доктор, насвистывая и изредка поплевывая, сидел за столом и выписывал из мокрых листков анализов в большую общую тетрадь. Радист копался в аппаратуре — менял лампы, лопнувшие при ударе. Вскоре вернулись из моторного отделения Командир и Инженер, оба усталые, заляпанные чем-то бурым и жирным и очень озабоченные.
— Внимание, товарищи, — сказал Командир. — Все к столу.
Давайте быстренько обменяемся информацией и решим, что делать дальше, а затем…
— Одну минутку, — прервал его Доктор. — Прошу извинения, но… Насколько я понял, положение очень серьезное, не так ли?
Командир кивнул.
— Тогда я, как секретарь организации, предлагаю провести экстренное партийное собрание. Повестка дня: „Положение звездолета ЭР-68 и…“ — Доктор сделал паузу и раздельно, с ударением на каждом слове произнес: — „…и задачи членов экипажа — коммунистов по выполнению задания партии и правительства“. Кто за? Единогласно. Предлагаю для ведения собрания избрать председателя и технического секретаря.
— Председателем — Командира, секретарем — Радиста, — сказал Инженер, покачивая у груди сломанную руку. — Я писать не могу.
— Так. Кто-нибудь против? Нет? — Доктор вырвал из тетради несколько листов и протянул Радисту. — Карандаш у вас есть? Хорошо. Товарищ Командир, прошу вести собрание.
Командир пошептался с Доктором, сказал что-то вполголоса Радисту и громко произнес:
— Прошу почтить вставанием память Механика Звездолета, коммуниста, члена нашей организации, безвременно погибшего на своем посту.
Все встали.
— Прошу садиться. Слово для информации о состоянии энергетической и двигательной систем звездолета предоставляется Инженеру. Говорить можно сидя.
Инженер достал здоровой рукой записную книжку, раскрыл и снова закрыл ее.
— Вкратце дело обстоит так. — Он помолчал, просмотрел свои записи и быстро продолжил: — Вышли из строя реакторы номер три и пять. Остальные три тоже имеют повреждения, но снова могут быть задействованы после небольшого ремонта.
Реактор номер три разрушен взрывом контейнера с жидким водородом — это, по-видимому, и послужило причиной аварии.
С реактором номер пять дело обстоит лучше, однако исправить его в настоящих условиях невозможно. Короче говоря, состояние двигательной системы не дает нам оснований надеяться на возможность самостоятельного возвращения на Землю. Я уже не говорю о серьезнейших повреждениях системы управления.