— Кими! Сорэ-ананка?
И тут окно исчезло. Словно его и не было. Коля, ошеломленный и беспомощный, стоял совершенно один на дне широкого рва перед проталиной в снегу. Кругом стояла тишина.
Коля стал потихоньку пятиться, не сводя глаз с проталины. Он видел, что к этому месту подходят две пары следов: его собственные следы — маленькие ямки от валенок — подходили к краю проталины и возвращались назад. А другая цепочка — от пары пьексов — обрывалась в шаге от проталины, словно тот, кто ее оставил, взлетел внезапно на небо. Коля повернулся и со всех ног кинулся вон из рва. Он забыл про лыжи и бежал, проваливаясь в снег и падая, стиснув зубы, ничего не видя от слез. Он не остановился даже тогда, когда впереди послышались голоса людей и голос отца, звавшего их.
На обороте последней страницы написано от руки:
Старший попадает в иной мир и долго думает, что это ИНОЙ мир. Потом он видит автомобиль с надписью на трех языках „Молоко“. Страшное разочарование. „Великая вещь — нуль- транспортировка…“ — „Подумаешь!..“ Ему бы ящеров и пр.
А отец объясняет малышу, что произошло (для шестилетнего, объясняет ЗАЧЕМ, но не КАК).
ИДЕЯ: Великое в глазах ученых = малое в глазах обывателя.
Следующий рассказ, скорее — юмореска, посвященная хаянию фантастики в шестидесятые годы, сохранился в двух вариантах.
Первый вариант оборван, вероятно, он послужил черновиком ко второму варианту. Здесь приводится второй, полный, вариант.
За завтраком Виктор Борисович сказал жене:
— В последнее время мы совсем не следим за Гришей. Это может окончиться плохо для мальчика.
— Что-нибудь серьезное, милый? — осведомилась жена, разливая чай.
— Собственно… — Виктор Борисович нахмурился и поднес к губам салфетку. — Собственно, мне не нравится его чтение.
— Чтение?
— Да. У нас сейчас аврал, и я не имею возможности поговорить с Гришей так, как хотелось бы. Может быть, ты?..
Жена сказала:
— Хорошо, милый.
Она откусила кусочек бутерброда с ветчиной, задумчиво взглянула на мужа и спросила:
— Что-нибудь действительно серьезное? „Декамерон“? Петроний Арбитр?
— Этого еще не хватало! В его возрасте мальчишки не читают таких книг. Нет. Вчера вечером я обнаружил на его столе один из этих ужасных журналов… „Приключения и фантастика“, так он, кажется, называется?
— Возможно. В его возрасте все мальчишки читают приключения и фантастику.
— И очень плохо! — Виктор Борисович сердито смял салфетку. — И очень плохо, Лена! Дикие, необузданные идеи! Нельзя разрешать детям читать эту белиберду. „Приключения и фантастика“! Детское государственное издательство! Безобразие. Как мы можем после этого требовать от детей… Нет, как только немного освобожусь, непременно выступлю с протестом.
— Неужели это так скверно?
— Это ужасно! Я просмотрел этот журнал и был потрясен.
Забивать головы детей такой беспардонной чушью… Путешествия в другие галактики через четвертое, видишь ли, измерение, машины времени, телекинетика, психодинамика… черт, дьявол… превращение времени в энергию… Глупо, дико! Ни на грамм материализма. Кого воспитывает такое чтение? Фантазеров? Пустоголовых мечтателей?
Жена сказала:
— Хорошо, милый. Сегодня после работы я просмотрю этот журнал и подумаю.
— Спасибо, Леночка.
Он взглянул на часы, торопливо встал и поцеловал жене руку.
— Я пошел. Вернусь, вероятно, опять поздно. Перелистай этот журнальчик и постарайся отвлечь мальчугана. Пусть читает детскую энциклопедию… или исторические романы.
Нeльзя позволить отравить его ум бредовыми измышлениями. Ведь он принимает все это всерьез!
Виктор Борисович выбежал из дома и прыгнул в атомокар.
Он настроил кибернетическую схему атомокара на проспект Первых Межпланетников, 12, Управление Глубоких Работ. Атомокар плавно выкатился на шоссе, и Виктор Борисович включил стереовизор. Он хотел узнать, как идут работы по созданию искусственной атмосферы на Марсе. Но по главной программе передавали урок электроники для учеников шестых классов. Он вспомнил о сыне, нахмурился и покачал головой. У Виктора Борисовича был на редкость трезвый холодный ум. Он был одним из лучших инженеров большого строительства на дне Тихого океана.
И еще две очень странные пьески, сохранившиеся приклеенными к внутренней стороне какой-то азиатской газеты: то ли корейской, то ли вьетнамской. Понятны только номера страниц газеты да год издания — 1960, остальное — иероглифы. И смотрелись бы эти юморески[89] совершенно чуждыми творчеству Стругацких, если бы не их ярко выраженный стиль речи, столь знакомый по „Улитке на склоне“…
Действующие лица:
Тесть.
Теща.
Жена.
Знающий мальчик.
Я и моя жена.
Кухня. Тесть раскладывает с тещей „носики“. Жена читает по вертикали детектив. Мальчик с видом знатока ковыряет в носу. Вхожу я.
Я: Пожрать бы.
Все молчат. После длительной паузы Мальчик с видом знатока говорит.
Мальчик: Да. Такова жизнь.
Жена: Тебе чего, хлебца или сухарика?
Тесть: Двойка пик.
Я: Водочки ба.
Мальчик: Да. Водка хороша после работы.
Я некоторое время с изумлением гляжу на Мальчика, затем принимаюсь грызть сухарь. Жена читает детектив.
Теша: Дама треф.
Я (жалобно): Еще один зуб сломал.
— Жена: А ты не жадничай, ешь по кусочку.
Мальчик: Да. Такова жизнь. Когда на зуб попадает твердый предмет, он ломается.
Я: Кто ломается?
Мальчик: Зуб.
Тесть: Тройка буб.
Я: Меня в армию забирают. На сборы.
Теща (рассеянно): Надолго?
Я: На полгода.
Мальчик: Ну, это пустяки.
Я хочу сказать кое-что, но не в силах.
Мальчик: Да, такова жизнь.
Тесть: Король червей.
Жена: А куда?
Я не успеваю ответить. Мальчик принимает академическую позу и говорит:
Мальчик: Вероятно, в Кара-Кумы.
Я хочу что-то сказать, но не могу. Вместо этого я подбираю крошки и ссыпаю их в рот.
Мальчик: Да, такова жизнь.
Теща: Надо будет еще сухариков подкупить.
Мальчик: Да, если не покупать продуктов, в доме продуктов не остается.
Тесть (рассеянно): Как?
Мальчик (объясняет): Съедят.
Жена: Бож-же…
Тесть: А-а… Пожалуй. Кстати… (Произносит длинный монолог касательно свары между дескриптивными лингвистами и сектором языка и литературы. Никто ничего не понимает.)
Мальчик: Да, такова жизнь. Вы бы, дединька, вызвали милиционера. Я бы на вашем месте вызвал.
Тесть и я переглядываемся. Затем мы молча поднимаемся, берем мальчика за штаны и за шиворот и выносим в уборную. Там суем его головой в унитаз и возвращаемся.
Теща: Бедный мальчик.
Из унитаза глухо: Да, такова жизнь.
Действующие лица:
Е. Е.
Л.
Передняя квартиры № 46. Полутемно. Е. Е. и Л. стоят посередине с какими-то шмутками в руках.
Е. Е.: Я думаю, Наташу можно отпустить в школу в синих 'штанишках.
Л.: Я тоже так думаю. Сегодня тепло.
Е. Е.: Да. Сегодня тепло и даже тает.
Л.: Да. Сегодня тает и даже лужи.
Е. Е.: Да. Сегодня лужи и даже тепло.
Л.: Да. Сегодня тепло. Тает. Лужи. Я думаю, Наташу можно отпустить в школу в синих штанишках.
Е. Е.: Я тоже думаю, что Наташу можно отпустить в школу в синих штанишках. Ведь сегодня тепло. Как ты думаешь?
Л.: Не знаю. На твоем месте я бы отпустила ее в школу в синих штанишках.
Е. Е.: ЧТО значит на моем месте? Ты — мать.
Л.: Да нет, я не потому чтобы что, а потому что так как бы нужно.
Е. Е.: Так как же?
Л.: Не знаю. Я думаю, сегодня достаточно тепло. Лужи. Даже тает. Я думаю, можно отпустить Наташу в синих штанишках.
Е. Е.: В школу.
Л.: Да. В синих штанишках.
Е. Е.: Ну решай. Я полагаю, сегодня достаточно тепло, ведь правда?
Л.: Да. Вон лужи какие. Ну куда девочку наряжать в красные.
Е. Е.: Действительно. Нет, о красных и речи быть не может.
89
Маленькие пьески — это сочинение АНа. Он одно время выпускал (по настроению) домашнюю газету для семьи. Это — оттуда. Очень смешные и очень точные зарисовки действительности. — БНС.