Слышатся вскрики, задавленные вопли, шумные вдохи и выдохи.
Затем штурмовики откатываются. Румата, слегка встрепанный, стоит на прежнем месте со шпагой в руке. Возле него на полу валяются несколько топоров. Двое штурмовиков со стонами, держась за ушибленные места, отползают в сторону.
Румата. Сунетесь еще раз — буду отрубать руки! А ну, прочь отсюда!
В зале появляется Будах со здоровенной доской в руках.
Будах. Держитесь, благородный Румата! Мы сейчас славно отделаем эту серую сволочь!
И тут Цупик одним прыжком подскакивает к Кире, хватает ее за плечо и упирает ствол пистолета ей в бок.
Цупик. Только троньтесь с места, и я продырявлю кишки этой девке в штанах!
Будах и Румата замирают.
Румата. Отпусти ее бакалейщик!
Цупик (злорадно хихикнув). Ей и со мной хорошо, благородный дон.
Штурмовики регочут.
Будах. Благородный Румата!
Румата. Подлец…
Кира. Бей их, Румата! (Пытается вырваться.) Не давайся им в руки! Они убьют тебя!
Цупик. Не дергайся, тварь!
Кира. Бей их! Бей! Забудь про меня! Я тебя…
Цупик стискивает ей горло, и она замолкает, запрокинув го лову.
Цупик (злобно). Бросайте оружие. Считаю до трех, затем стреляю. Ну? Раз…
Румата бросает шпагу. Будах, поколебавшись, бросает свою доску. В залу в сопровождении двух монахов в черных рясах и с капюшонами, надвинутыми на лица, входит дон Рэба — небольшой, полненький, в сером мундирчике.
Рэба. Ну, что тут у вас? Закончили? Свяжите их.
Штурмовики осторожно приближаются к Румате и Будаху, на ходу разматывая веревки.
ЗАНАВЕС
На темной сцене в луче прожектора сидит, привалившись спи ной к стене, связанный Румата — без камзола, в разорванной сорочке.
Румата. Я просчитался. Ах, как я просчитался! Мне надо было убить их!
Голос Кондора (гулко, из тьмы). Кого?
Румата. Этих мерзавцев. Дона Рэбу. Бакалейщика Цупика.
Голос Кондора. За что?
Румата. Они убивают все, что мне дорого…
Голос Кондора. Они не ведают, что творят.
Румата. Они ежедневно, ежечасно убивают будущее!
Голос К о н д о р а. Они не виноваты. Они — дети своего века.
Румата. То есть они не знают, что виноваты? Но мало ли чего они не знают! Я, я знаю, что они виноваты!
Голос Кондора. Тогда будь последовательным. Признай, что придется убивать многих.
Румата. Не знаю, может быть, и многих. Одного за другим. Всех, кто поднимает руку на будущее…
Голос Кондора. Это уже было. Травили ядом, бросали самодельные бомбы в царей. И ничего не менялось…
Румата. Нет, менялось! Так создавалась стратегия революции!
Голос Кондора. Нам не надо создавать стратегию революции, мы владеем ею в совершенстве, она перешла к нам от великих предков наших, первых коммунаров! А тебе хочется просто убивать!
Румата. Да, хочется.
Голос Кондора. А ты умеешь?
Румата молчит.
Мы пришли сюда, чтобы помочь этому человечеству, а не для того, чтобы утолять свой справедливый гнев. Если ты слаб, уходи. Возвращайся домой. В конце концов, ты не ребенок, ты знал, на что идешь.
Пауза.
Румата (тихо). А Кира? А Будах? А мятежный Арата?
В кругу света появляются двое монахов. Молча и бесшумно они поднимают Румату, в ту же секунду сцена освещается. Зала в доме Руматы, обстановка прежняя, только за столом в креслах восседают дон Рэба и Цупик, а позади них — двое штурмовиков с топорами. За окнами — ночь, озаряемая колеблющимися отблесками пожаров. Монахи ставят Румату перед столом и, отступив, застывают рядом со штурмовиками.
Рэба. А вот и благородный дон Румата! (Цупик злорадно скалится.) Наш старый и весьма последовательный недруг.
Цупик. Раз недруг — повесить!
Рэба. Что ж, пожалуй…
Цупик. Или еще лучше — сжечь. Нужно сохранять у черни уважительное отношение к сословиям. (Хихикает.) Все-таки отпрыск древнего рода…
Рэба. Хорошо, договорились. Сжечь.
Цупик. Впрочем, дон Румата может облегчить свою участь. Вы меня понимаете, дон Рэба?
Рэба. Признаться, не совсем…
Цупик. Имущество! Руматы — сказочно богатый род!
Рэба. Вы, как всегда, правы, почтенный Цупик. Что ж, тогда начнем по всей форме…
Румата. Развяжите мне руки.
Цупик вздрагивает, отчаянно мотает головой.
Рэба. А? (Смотрит на Цупика.) Я вас понимаю, почтенный. Но если принять некоторые меры предосторожности…
Развяжите ему руки.
Один из монахов неслышно подскакивает к Румате и развязывает его. Цупик поспешно достает из-под стола и кладет перед собой два пистолета.
Румата (растирая затекшие руки). Предупреждаю, его величество будет поставлен в известность об этом безобразии.
Самоуправное вторжение в дом благородного дворянина…
Рэба. Его величеству об этом известно. Собственно, мы здесь действуем по королевскому приказу…
Цупик (злорадно). Вот так-то, благородный дон!
Рэба. Итак, начнем. Ваше имя, род, звание?
Румата. Румата, из рода Румат Эсторских, благородный дворянин до восемнадцатого предка… (Он оглядывается, садится на диван, продолжая массировать кисти рук.)
Цупик, засопев, поворачивает к нему стволы пистолетов.
Рэба. Сколько вам лет?
Румата. Двадцать два года.
Рэба. Когда прибыли в нашу страну?
Румата. Год назад.
Рэба. С какой целью?
Румата. Ознакомиться с состоянием наук и искусств в этом городе.
Рэба. Странная цель для молодого человека вашего положения.
Румата. Мой каприз.
Рэба. Вы уверены?
Румата. Как в самом себе.
Рэба. Мы хотим правды! Одной только правды.
Румата. Ага… А мне показалось…
Рэба. Что вам показалось?
Румата. Мне показалось, что вы хотите прибрать к рукам мое родовое имущество. Не представляю, каким образом вы надеетесь его получить?
Цупик. А дарственная? А дарственная?
В эту секунду, совершенно неожиданно для Руматы, за спинами Рэбы и Цупика происходит следующее. Монахи одновременно бьют своих соседей-штурмовиков чем-то тяжелым по головам, подхватывают тела и бесшумно уволакивают их из залы, а на их место сейчас же становятся двое новых монахов.
Цупик (торжествующе). Ну, что вы молчите, дон Румата? А насчет дарственной?
Румата (с наглым смехом). Ты дурак, Цупик… Сразу видно бакалейщика. Тебе, конечно, невдомек, что майорат не подлежит передаче в чужие руки…
Разъяренный Цупик хватается за пистолеты.
Рэба(строго). Вам не следует разговаривать в таком тоне.
Румата. Вы хотите правды? Вот вам правда, истинная правда и только правда: ваш Цупик — дурак и бакалейщик.
Цупик (сдерживаясь). Что-то мы отвлеклись, как вы полагаете, дон Рэба?
Рэба. Вы как всегда правы, почтенный Цупик. Ну-с, так вы богаты, благородный дон?
Румата. Я мог бы скупить весь ваш город, но меня не интересуют помойки…
Рэба(со вздохом). Мое сердце обливается кровью. Обрубить столь славный росток столь славного рода! Это было бы преступлением, если бы не вызывалось государственной необходимостью.
Румата. Поменьше думайте о государственной необходимости и побольше думайте о собственной шкуре…
Рэба. Вы правы. (Он поднимает руку, щелкает пальцами.)
Монахи за его спиной мгновенно и бесшумно смыкаются над все еще грозно хмурящим брови Цупиком, хватают его и заворачивают руки к лопаткам.
Цупик (кривясь от боли). Ой-ёй-ёй-ёй!..
Рэба. Скорее, скорее, не задерживайтесь…
Монахи выволакивают отчаянно брыкающегося и вопящего Цупика из залы. Слышится тяжелый удар, и вопль обрывается. Двое новых монахов бесшумно появляются и становятся за спиной дона Рэбы. Рэба встает, осторожно спускает курки пистолетов и прячет их под стол.
Рэба (довольно улыбаясь). Как я их? А? Никто и не пикнул… У вас, я думаю, так не могут…
Румата молчит.
Да-а… Хорошо! Ну что ж, а теперь поговорим, дон Румата… А может быть, не Румата? И может быть, даже и не дон? А? (Выжидает секунду, затем тычет большим пальцем себе через плечо.) При них можно говорить свободно, они не знают языка… Ну?
Румата. Я вас слушаю.
Рэба. Вы не дон Румата. Вы самозванец. Капитан пиратской галеры Кэу показал под пыткой, что Румата Эсторский был зарезан полтора года назад и пошел на корм рыбам. И святые давно упокоили его мятежную и, прямо скажем, не очень чистую душу. Вы как, сами признаетесь, или вам помочь?