А потом, уже в восьмом классе, я прочел совсем не лучшую и мало популярную повесть Жюля Верна «Гектор Сервадак». Речь в нем идет о том, как некая комета сталкивается с земным шаром и, прихватив кусочек Северной Африки с толпой французов, русских и англичан и одним полоумным астрономом, вновь уносится в космические глубины, чтобы совершить облет основных планет нашей Солнечной системы.
И вот с этой нелепой и необычайно милой книги началось мое самое серьезное и последнее увлечение. Я заинтересовался астрономией. Один из героев повести, астроном, о котором я уже упоминал, приводит там последовательные данные о движении небесного тела, на которое его забросило столь противоестественным образом, и я попытался воссоздать траекторию этого движения. Задача, как вскоре выяснилось, не имела решения, но пока я ломал над нею голову, мне пришлось столкнуться с основами небесной механики, а тут как раз подвернулась прелестная, хотя и забытая ныне, популярная книга Джинса «Движение миров», и пошло, и пошло… Я занимался математикой, сферической астрономией, строил самодельные телескопы из очковых стекол, вел наблюдения переменных звезд, мечтал научиться определять орбиту по трем наблюдениям и вообще твердо решил стать астрономом. И я бы наверняка стал астрономом, если бы не война.
Первое мое знакомство с Лагиным состоялось в детстве. С изумлением и восторгом я читал и перечитывал в «Пионере» поразительную сказку о похождениях пионера Вольки и старого доброго джинна Хоттабыча. Сказка печаталась из номера в номер с отличными рисунками Рогова…
Литературный мир тесен. Через какое-то время Лагин будет рецензировать рукопись АБС — СБТ. А много лет спустя именно АН «пробьет» издание «Хоттабыча» в авторской редакции. Дочь Лагина — Наталия Лазаревна — будет редактором ОУПА в «Юности».
Совсем другие отношения завяжутся с Казанцевым — детским кумиром обоих братьев, напряженные отношения, временами — настоящая литературная война.
Весьма непростыми окажутся отношения с Ефремовым. Все это — впереди, читатель.
Отец буквально пичкал Аркадия книжками, всячески поощрял желание и стремление фантазировать. Фантастика стала первой литературой, которая вошла в нашу жизнь. Уэллс, Беляев, Конан-Дойл — великая троица. В отцовской библиотеке все это было. И Гоголь. И Эдгар По. И Салтыков-Щедрин, которого отец ценил особенно и которого мы со временем тоже оценили.
Я помню, перед войной было у нас в семье обыкновение: вечером все садились на диван, и отец принимался рассказывать повесть-сказку, бесконечную, с вариациями, с продолжением, неописуемую мешанину из сказок и остросюжетных романов всего мира, и кончалась эта сказка каждый вечер одинаково: «Но тут наступила ночь, и все они легли спать…» Конечно, отец оказал на Аркадия самое решительное влияние. Отец и друзья.
— Страсть к фантастике во мне с братом пробудил отец. Искусствовед по образованию, он был комиссаром Красной Армии во время гражданской войны, кадровым военным. В детстве он любил рассказывать нам одну бесконечную историю, которая, как я понял позднее, была сплетением сюжетов из Уэллса, Майн Рида, Жюля Верна. Когда мне было лет 12, мы с братом сами начали сочинять фантастические истории.
В другом интервью АНС рассказывал примерно то же самое, отличается только возраст братьев:
Наш отец очень любил читать фантастику, приключения. Вечерами пересказывал со своими «продолжениями» нам книги Уэллса, Купера, Майн Рида. А мы рисовали фантастические комиксы. Рисовали, потому что писать было несколько трудновато: мне было девять лет, Борису — три года…
И еще немного о том же:
— Фантастика интересовала вас с детства?
— Мы начали писать, когда Борису было шесть, а мне 13 лет. Борис от руки переписывал Уэллса, представляете? А я издавал в школе рукописный журнал, рассказы в картинках — сейчас их называли бы комиксами. Целая их кипа уцелела после ленинградской блокады.
Аркаша еще до войны написал довольно зрелый в литературном плане роман «Находка майора Ковалева», снабдив его собственными иллюстрациями, выполненными тушью. Блестящее было сочинение, но, к сожалению, безвозвратно пропало: я дал почитать своим дружкам, а они, что называется, замотали…