Отчетливо видно, что издевательства те же самые: избиения, голодовка, карцер. Но понятно, что многое зависело от начальников лагерей, рабочих команд и прочих учреждений и организаций, где находились военнопленные. В одних лагерях в России пленные поражали своим сытым видом, а в других умирали от болезней и голода. Представляется, что в Германии и Австро-Венгрии господствовал тот же принцип: соблюдение норм международного права зависело от администрации. А как же многочисленные показания участников войны?
Здесь немало пропагандистской информации, приумноженной на личные страдания в плену. Некоторый свет проливают противоречащие друг другу показания современников. Например, посещавшая в 1915 году лагеря военнопленных сестра милосердия утверждает: «Страдание офицеров происходит не от внешних неудобств, которые они переносят, а от пренебрежительно дерзкого отношения к ним высшей и низшей администрации лагеря».[56] Это было правдой. Но с другой стороны — опубликовано в 1916 году, когда пропагандистская кампания в России набирала свои обороты. Репрессалии в отношении русских офицеров преподносятся здесь в качестве инициатив лагерной администрации. Противоположное мнение дает бывший военнопленный офицер: «„Жестокости“ действительно практиковались немцами. Но применение этих репрессий было, в основном, лишь ответной мерой на наши — русские — неполадки в обращении с немецкими военнопленными…» Как только немцы узнавали о произволе отдельных русских комендантов лагерей, «сейчас же с аптекарской точностью здесь отмеривалась ответная репрессия. Положенное число русских офицеров отправлялось на высидку в темные бараки и на урезанные пайки».[57]
Это писалось в эмиграции, в Австралии, когда недавнее прошлое стало далеким прошлым. Можно говорить более объективно, в сравнительном контексте. Отсюда и иная точка зрения: германские репрессалии являлись ответом на русский произвол. И наверняка русский произвол являлся следствием некритичного восприятия все той же самой пропаганды. Дело в том, что, согласно распоряжениям командования, «одной из главных задач при определении условий размещения и содержания военнопленных враждебных армий должна была стать адекватность условий, в которых находились русские пленные в странах противника».[58] А откуда поступала информация об условиях содержания русских военнопленных? Часто — из прессы, совершенно не отвечавшей за свои материалы и потому вольно и невольно разжигавшей чувство мести в патриотических сердцах. Ни корреспонденты и редакторы, ни коменданты лагерей и их подчиненные лично не опасались попасть в неприятельский плен, и потому волна катилась по нарастающей.
Отвечали за это русские военнопленные — ухудшением своего положения, так как в Германии разжигание чувства мести усугублялось еще и шовинистической пропагандой. Ведь, помимо прочего, «в ходе войны одним из способов давления на вражеское государство стали репрессии по отношению к военнопленным. С их помощью воюющие стороны пытались улучшить положение своих подданных, оказавшихся в лагерях противника… В 1915 году, после получения информации о привлечении пленных немцев и австрийцев к строительству Мурманской железной дороги, где тяжелый труд и недостатки снабжения привели к резкому ухудшению физического состояния пленных, немецкая сторона организовала „штрафной лагерь“ Штоермоор, расположенный на болотах. В лагерь на положение солдат были переведены офицеры, имевшие в России влиятельных родственников».[59]
С одной стороны, данный поступок немцев неправилен, так как международное право предусматривало использование неприятельских военнопленных на работах. В частности, статья 6 Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 18 октября 1907 года в приложении «Положение о законах и обычаях сухопутной войны» гласила: «Государство может привлекать военнопленных к работам сообразно с их чином и способностями, за исключением офицеров. Работы эти не должны быть слишком обременительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям». Однако на строительстве Мурманской железной дороги погибли семнадцать тысяч немецких пленных (по данным немцев — более тридцати). Этот факт массовой гибели людей говорит об «обременительности» данных работ, что признавалось даже представителями Дома Романовых. Так, в начале 1917 года инспектировавший русский Север 4-й номер среди претендентов династии Романовых на российский престол, объявивший самого себя в эмиграции императором, сообщает: «Когда я поехал в Мурманск, новая железная дорога была только что построена. На строительстве работали немецкие и австрийские военнопленные. Я нашел, что они содержались очень неплохо, но из-за суровых климатических условий в этих северных районах смертность среди них была высокой».[60] Удивительно ли, что очень скоро со стороны немцев последовала месть, превышавшая русский произвол? А именно — массовое использование русских военнопленных на работах в прифронтовой зоне, что напрямую запрещено этой же самой статьей. Вот оно — лавина взаимной мести, ухудшавшая положение военнопленных во всех воюющих странах.
56
58
59