Итак, Маню, несмотря на свой растерянный вид, все-таки сохранил здравый смысл, так как помнил все, что наговорил в запале адвокату, хотя, казалось, тогда совсем потерял хладнокровие.
- Вам сообщили правила, принятые шайкой, и всякие там пароли?
Лурса пытался припомнить собственное детство, но ему пришлось заглянуть в свое прошлое много дальше, за пределы возраста Эмиля: в восемнадцать лет он был уже одинок.
- Существовал устав.
- Писаный?
- Да. Его хранил в бумажнике Эдмон Доссен... Он, должно быть, его сжег.
- Зачем?
Очевидно, юноша счел этот вопрос нелепым, так как вместо ответа молча пожал плечами. Но Лурса не пал духом, наоборот, он решил, что все же добился успеха, и снова протянул Эмилю портсигар.
- Полагаю, что этот устав составил Доссен?
- Мне об этом не сообщили, но это вполне в его характере.
- Что в его характере? Организовывать общества?
- Усложнять жизнь. Разводить писанину. Он заставил меня подписать один документ насчет Николь.
Тут требовался бесконечно деликатный подход. Одно неловкое слово - и Маню опять уйдет в свою раковину. Лурса не решился приставать к нему с расспросами. И попытался обратить все в шутку:
- Контракт?
И мальчуган, не поднимая глаз от бетонного пола, ответил:
- Он мне ее продал. Вам этого не понять. Это входило в правила. По уставу ни один член группы не имел права отнять у другого женщину без его согласия и без особого возмещения.
Он покраснел, только сейчас догадавшись, что для чужого уха все это звучит чудовищно и ужасно. И, однако, это была чистая правда.
- И за сколько же вы ее купили?
- Я обязался уплачивать пятьдесят франков в месяц в течение года.
- А Эдмон? Значит, он был предыдущим владельцем?
- Так по крайней мере он пытался представить дело, но я отлично видел, что между ними никогда ничего не было.
- Полагаю также, что мой племянник Доссен сжег и эту бумажку. С ваших слов получается, вроде он был у вас главарем.
- Он и был!
- Итак, речь шла не о простых встречах друзей, но о настоящей организации. Как же она называлась?
- Банда "Боксинг".
- Джо Боксер входил в нее?
- Нет. Устав он знал, но не хотел мешаться в такие дела, потому что у него патент.
- Не понимаю.
- Ну, если бы его взяли, у него отобрали бы патент, так как он рецидивист.
Лурса не улыбнулся, услышав это столь неожиданное в устах Эмиля слово. За стенами тюрьмы на город уже, должно быть, спустилась ночь. Порой из коридора доносились размеренные шаги надзирателя.
- У вас были определенные дни для сборищ?
- Мы встречались каждый день в "Боксинг-баре", но эта явка была необязательной. Только по субботам все обязаны были собираться в баре и приносить...
Он замолчал.
- Что приносить?
- Если я скажу вам все без утайки, вы сохраните профессиональную тайну?
- Я не имею права говорить что-либо без вашего разрешения.
- Тогда дайте мне еще сигарету. У меня их отобрали. Не только сигареты, но и все, что было в карманах. И шнурки от ботинок тоже.
Он готов был разреветься. Еще секунду назад он говорил вполне здраво, а сейчас, увидев свои ботинки без шнурков, проведя рукой по распахнутому вороту сорочки, он судорожно дернул шеей, еле сдерживая рыдания.
- Будьте мужчиной, Маню! - произнес Лурса почти без иронии в голосе. - Вы говорили, что каждую неделю члены группы должны были приносить...
- Какой-нибудь украденный предмет, вот что! Я не желаю лгать. Я знал, когда Люска обещал свести меня с ними, что у них это принято.
- Откуда вы это знали?
- Мне говорили.
- Кто?
- Почти все молодые люди в городе были в курсе дела. Подробностей они, конечно, не знали, но говорили, что существует шайка.
- Вы давали клятву?
- Письменно.
- Полагаю, вам надо было пройти через какое-то испытание?
- Как раз та машина... Если бы оказалось, что я не умею водить, я должен был бы пробраться в пустой дом, просидеть там час и вернуться с какой-нибудь вещью.
- С любой?
- Предпочтительно с какой-нибудь громоздкой, чтобы трудно было ее вынести. Это как бы состязание... Самым простым считалось стащить что-нибудь с прилавка. Люска однажды принес тыкву весом в десять кило.
- А что вы делали с добычей? Эмиль насупился и молчал.
- Полагаю, что все это сносилось ко мне в дом?
- Да, на чердак.
- До того, как вы вступили в шайку, сколько времени продолжались такие налеты?
- Должно быть, месяца два, не знаю точно. По-моему, этой игре Эдмон научился на каникулах в Экс-ле-Бене, там несколько человек развлекались такими делами ..
Лурса не раз спрашивал себя, как могла установиться такая близость между Николь и ее кузеном Эдмоном. А все оказалось так просто! Правда, удивляться начал он еще в отдаленную эпоху - кажется, дня три тому назад, - когда безвылазно сидел в своей берлоге.
Его сестра Марта как-то сообщила письмом, что сняла в Экс-ле-Бене виллу, и спрашивала, не отпустит ли он погостить к ним Николь.
Николь провела там месяц, и Лурса не беспокоился о ней, вообще не беспокоился, жила ли она дома или уезжала.
Значит, вот какими играми в Экс-ле-Бене развлекались юноши и девушки из хороших семейств, пока их родители посещали водолечебницы и казино!
- Эдмон приносил много вещей?
- Однажды он принес серебряное ситечко для кофе из пивной на улице Гамбетты. Другой раз начался спор, так как Детриво заявил, что будет брать потихоньку вещи только у себя дома, а по-настоящему не желает воровать, боится. Тем не менее, когда Большой Луи заговорил о полиции, даже признался, что находится не в ладах с правосудием и не желает, чтобы его снова забрали, именно Эдмон хвастался тем, что мы делали.
- Все это происходило в маленькой комнатке на третьем этаже?
- Да. Эдмон слишком уж умничал, все раздувал. Это в его стиле. Уверен, что Большой Луи стал требовать денег только из-за него. Он утверждал, что из-за несчастного случая, то есть из-за нас, он не может работать, а жена ждет почтовых переводов. Сначала он потребовал тысячу франков и велел принести их на следующий день...
- Вы устроили складчину?
- Нет, все от меня отступились.
- И кто же достал эту тысячу?
- Я.
Теперь он уже не плакал, а просто отвернулся к стене, потом вдруг, повинуясь внутренней потребности, взглянул с вызовом прямо в глаза адвокату.
- А что я мог, по-вашему, сделать? Все твердили, что виноват я, что я нахвастался, будто умею водить машину. Из-за Большого Луи я каждый вечер мог видеться с Николь. Я все вам должен говорить, верно? Ведь вы мой адвокат. Вы сами захотели. Да, да! Я это сразу почувствовал. Не знаю, почему вы так поступили, только вам захотелось. Теперь пеняйте на себя. Если бы я мог убежать с Николь, не важно куда...
- А она, что она говорила по этому поводу?
- Ничего не говорила.
- А где вы взяли тысячу франков?
- Дома. Мама еще не знает. Я рассчитывал рано или поздно возвратить. Я знаю, где у мамы лежат деньги: в бельевом шкафу, в старом папином бумажнике.
- А остальную сумму?
- Какую остальную?
- Две тысячи шестьсот франков?
- Кто вам о них сказал?
- К сожалению, приобщено к делу. Полиция обнаружила почтовые переводы, которые Большой Луи посылал своей подружке.
- А где доказательства, что это я их посылал?
- Приходится предполагать, что вы.
- Люска дал мне взаймы четыреста франков. А остальные... Рано или поздно вы все равно узнаете, потому что, когда он будет сводить счета... Я не знал что делать. Большой Луи мне угрожал, говорил, что предпочтет во всем покаяться полиции и нас всех засадят в тюрьму. Вы знаете господина Тетю?
- Рантье с Оружейной площади?
- Да. Это наш клиент. Он покупает много книг, особенно дорогие издания, мы их для него выписываем из Парижа... Так вот, Тетю пришел в магазин, когда господин Жорж поднялся на минуточку к себе выпить чаю он всегда в четыре часа пьет чай - и заплатил по счету. Тысячу триста тридцать два франка. Я их взял. Я рассчитывал вернуть их до конца месяца.