- Не думаю, что он вообще приедет: здесь следователь.
- А кто именно?
- Дюкуп. По-моему, он внизу ведет допрос. Извините, пожалуйста.
- За что извинить? - довольно миролюбиво осведомился Лурса.
- За... за весь этот беспорядок.
Пожав плечами, Лурса уже вышел прочь. Пора было спуститься в погреб за дневной порцией вина.
Нынче утром дом был холодный, шумный, по нему гуляли непривычные сквозняки, раздавались странные для уха звуки. На каждом шагу он наталкивался на незнакомых людей, спускавшихся или подымавшихся по лестнице. Иногда звонили у входной двери, и кто-нибудь из полицейских шел открывать.
Должно быть, прислуга соседей вместо того, чтобы заниматься своим делом, торчит на пороге или выглядывает в окна. А Лурса тем временем сходил в погреб и, отдуваясь, поднялся наверх с тремя бутылками, равнодушно обходя полицейских.
В ту минуту, когда он проходил мимо большой гостиной, открылась дверь. Оттуда вышла Николь, очень высокая, очень прямая, с наигранно невозмутимым выражением лица, и инстинктивно остановилась, заметив отца. Позади вырисовывался силуэт Дюкупа в новенькой паре, с подвитыми волосами, с крысиной болезненной мордочкой и с иронической улыбкой на губах, которую он усвоил на все случаи жизни, главным образом потому, что считал ее неотразимой.
Одну бутылку Лурса держал в левой руке, две другие - в правой, и хотя Дюкуп уставился на него, он не испытал ни малейшего смущения. Николь тоже посмотрела на эти злосчастные бутылки. Ей, очевидно, хотелось что-то сказать, но она подавила это желание и, тяжело вздохнув, прошла мимо.
- Дорогой мэтр... - начал Дюкуп.
Ему было лет тридцать. Его выдвигали. И всегда будут выдвигать: он делал все для этого необходимое. И женился он на косоглазой, зато вошел через нее в местное высшее общество.
- Поскольку мне сказали, что вы еще спите, я счел своим долгом вас не беспокоить...
Лурса вошел в гостиную и поставил бутылки на стол; стол этот, очевидно, принесли из другой комнаты, потому что раньше его здесь не было. Гостиная была пустая, огромная. Натертый паркет покрывала густая пыль, позолоченные стулья - единственная здесь мебель -стояли вдоль стен, словно сейчас должен начаться бал. Ставни открыли только на одном окне, а на трех других они были заперты, и так как гостиную давно не топили, Дюкуп не решился снять пальто с хлястиком. Секретарь, сидевший над бумагами, поднялся при виде Лурса. И при каждом шаге, даже при слабом дуновении ветерка, позвякивала люстра, огромная люстра с хрустальными подвесками, издававшими мелодическое треньканье.
- По совету господина прокурора, первой мы допросили вашу дочь.
Нет, Лурса решительно не улыбалось сидеть здесь, в этой гостиной, чересчур большой, чересчур холодной и чересчур пустой. Он оглядел комнату; казалось, он ищет укромный уголок, куда можно забиться, а возможно, просто стакан, чтобы выпить вина.
- Пойдемте в мой кабинет! - буркнул он, собрав свои бутылки.
Секретарь не знал, идти ли ему за ними. Дюкуп тоже не мог решить этого вопроса. Поэтому Лурса сам сказал секретарю:
- Когда вы понадобитесь, вас позовут.
Он все еще не зажег сигарету, хотя уже давно держал ее в зубах, и теперь кончик ее совсем размок. Он поднялся по лестнице. Дюкуп шел за ним следом. Лягнув дверь ногой, Лурса захлопнул ее, и тут, в своей норе, снова стал наконец самим собой, снова начал фыркать, сморкаться, взял из стенного шкафчика стакан, налил себе вина и, поглядев на следователя, спросил, держа бутылку в руке:
- Угодно?
- Так рано не пью, спасибо... У меня с вашей дочерью была длинная беседа, мы говорили почти два часа. Мне удалось ее убедить, что молчание пойдет ей же во вред.
Лурса, покружив по комнате, как кабан в логове, нашел наконец удобную позицию - сел в потертое кожаное кресло так, чтобы можно было, не сходя с места, помешать кочергой в печурке или налить себе стакан вина.
- Вряд ли стоит вам говорить, дорогой мэтр, что, когда сегодня утром прокурор возложил на меня эту тяжелую миссию...
Трудно же приходилось ему с Лурса; во-первых, Лурса не слушал, а во-вторых, в глазах его ясно читалось: "Болван!"
- Только уступая его настойчивым просьбам, я согласился...
- Сигарету?
- Благодарю вас. Согласитесь сами, должен же был кто-то в доме знать, откуда взялся этот человек. Исходя из этих соображений мне оставалось одно - выбрать между...
- Послушайте-ка, Дюкуп, расскажите мне сразу, что говорила вам моя дочь.
- К этому я и веду. Признаюсь, мне стоило немалого труда ее убедить; но пусть даже она повиновалась самым благородным чувствам, в данном случае в ней говорило желание выгородить своих друзей.
- Вы мне надоели, Дюкуп!
Лурса сказал не "надоели", а прибег к гораздо более грубому выражению и еще глубже ушел в кресло, чувствуя, как тепло алкоголя и печурки приятно расходится по всем жилкам его тела.
- Сейчас вам станут понятны мои затруднения. Все мы, так уж устроен человек, охотно принимаем на веру видимость, все то чисто внешнее, что нас окружает, и нам трудно вообразить себе, что под этой вполне мирной оболочкой существует своя, так сказать, подспудная жизнь, и она-то...
Лурса высморкался, цинично издав носом трубный звук, показывая этим, что хватит с него рассуждений, и Дюкуп застыл в позе оскорбленного достоинства.
- Как вам угодно! Но только да будет вам известно, мадмуазель Николь иной раз вечерами уходила со своими друзьями. Или принимала их у себя, здесь.
Он ждал, как отнесется отец к этому разоблачению, но Лурса даже бровью не повел, казалось, он в восторге от этой вести.
- У себя в спальне?-спросил он.
- На третьем этаже. Там есть комната, скорее кладовка, так вот, они окрестили ее "Хлам-баром", если не ошибаюсь...
Зазвонил телефон. Лурса поступил точно так же, как их Карла нынче утром: он просто не взял трубку и решился снять ее, лишь когда от звона заломило в ушах.
- Кто говорит?.. А, это вы, Рожиссар?.. Да! Он у меня в кабинете... Нет! Ничего еще не знаю. Он только что начал... Хорошо! Передаю ему трубку.
И Дюкуп с вежливым трепетом взял трубку.
- Да, господин прокурор... Да, да, господин прокурор. Значит, вы хотите... Хорошо, господин прокурор. Косой взгляд в сторону Лурса.
- Да, он здесь... Простите?.. Будет исполнено, господин прокурор... Я сообщил ему, что компания молодых людей имела обыкновение собираться или в городе, в баре, что у рынка, или здесь... Да, да, на третьем этаже... Нет! Не в той комнате, а в соседней. Две недели назад в их компанию попал новичок... Шутки ради они его напоили... А потом, так сказать, в качестве испытания поручили ему угнать машину и отвезти всю компанию в кабачок, расположенный в двенадцати километрах от Мулена... Да, разумеется, я записал имена... Да, да! Я об этом сразу подумал... Машина принадлежит помощнику мэра, и в то утро ее нашли с помятым крылом, а пятна крови были на... Хорошо! Как, как?.. Простите, господин прокурор. Сейчас возьму бумажку, где записаны имена... Какое иное чувство, кроме желания взбесить следователя, могло заставить Лурса подняться с кресла и начать кружить по кабинету? И, хотя Дюкуп бросал на него нетерпеливые, чуть ли не умоляющие взгляды, Лурса топтался вокруг него и громко сопел.
- Сейчас, господин прокурор... Первый - Эдмон Доссен... Да, сын Шарля Доссена... Пока точно не знаю. Пока еще трудно установить роль каждого участника... Затем, Жюль Дайа, сын колбасника с улицы Алье... Правильно! Я собираюсь туда зайти... Просто записал имена, среди прочих есть также один банковский служащий. Его отец - кассир в Кредитном банке, где работает также и сын, фамилия - Детриво... Алло, алло! Да, господин прокурор... Потом некий Люска... И, наконец, новичок Эмиль Маню, его мать вдова и дает уроки музыки. На обратном пути Маню был в высшей степени возбужден. Они заметили на дороге силуэт высокого человека с поднятой рукой. Резкий толчок. Тогда молодые люди остановили машину и увидели раненого человека... Да, господин прокурор, мадмуазель Николь была с ними... Должно быть, они совсем растерялись, что и понятно! Кажется, тот тип им грозил, и мадмуазель Николь предложила отвезти раненого к ней... Ну да, господин Лурса ничего не знал. Нет, кухарка узнала об этом на следующий день. Безусловно!.. Сейчас ее допрошу... За доктором Матре ходил Эдмон Доссен. У раненого оказался перелом ноги, сантиметров на десять сорвало с костей мясо... Да, он по-прежнему здесь.