К С. И. Танееву
3 августа 1892 года.
Милый друг Сергей Иванович, за указание ошибки в «Иоланте» очень благодарен. Я таковых нашел еще огромное множество. Черт знает что! Ни сам я, ни корректор, – да и решительно никто не может помочь мне в этом деле. Ни на кого положиться нельзя! Теперь я погружен в корректуры партитур «Иоланты» и «Щелкуна». Что за мука! Сегодня над двумя страницами провел целый вечер, – до того мне напутали. Пока не кончу главного, т. е. первых корректур, – не могу двинуться. Главное, оттого что дело спешное, а мне беспрестанно нужно иметь общение с граверами Юргенсона. И не только письменно, но и лично приходится распутывать недоразумения. Тем не менее, я все-таки надеюсь побывать в Селище; разумеется, до твоего отъезда оттуда.
К В. Давыдову
12 августа 1892 года.
<…> Что же мне делать? Компликации делаются все сложнее. Работы у меня все прибавляется, – никогда еще ничего подобного не происходило. Я целый день прикован к столу, все приходится самому делать, ибо я во всех изверился. Разом я корректирую партитуру обоих больших сочинений, все переложения, в том числе и заграничные немецкие издания, да кроме того, делаю переложение «облегченное» балета для фп. Эта последняя работа просто изводила бы меня, если бы я постоянно не воображал, что ты будешь ее играть, и я стараюсь, чтобы тебе полегче было; ей-Богу, правда. Так что публика будет обязана тебе хорошим и очень удобным переложением. Приходится ездить частенько в Москву для разъяснения недоразумений, а тут со всех сторон торопят. Но, главное, вот что случилось. Я получил такое лестное, убедительное приглашение от венской выставки продирижировать одним концертом, что счел за нужное принять его. Этого желают мои издатели, мой импресарио, Поллини, потому что до сих пор Вена ужасно враждебно или, лучше сказать, презрительно ко мне относилась; и они, да и я, находим выгодным воспользоваться случаем. Итак, около 5 сентября я должен быть в Вене. Теперь я мечтаю, если справлюсь к 24-му с моими работами, ехать через Вербовку в Вену и пробыть хоть несколько дней у вас, но меня смущает Эмма[150]. Она приняла место в Симбирске, в начале сентября едет туда и слезно умоляет повидаться на прощанье. Письмо ее ужасно тронуло меня, и хочется исполнить просьбу.
К А. И. Чайковскому
Москва. 14 августа 1892 года.
<…> Меня комитет выставки так убедительно приглашает продирижировать одним концертом, что я решился. Это для меня выгодно в том отношении, что до сих пор, из-за Ганслика, Вена держалась относительно меня если не враждебно, то презрительно, игнорируя мое существование. Победить это предубеждение было бы приятно.
К В. Давыдову
Москва. 14 августа 1892 года.
<…> И вдруг окажется, что «Иоланта» и «Щелкунчик», из-за которых я так много теперь страдаю, – гадость???
К В. Давыдову
28 августа 1892 г. Клин (все еще!)
<…> До сих пор прокоптил здесь. Но, наконец, завтра кончаю все, что должен был сделать. Я думаю, что только моему крайне правильному образу жизни, умеренности во всем, моциону и вообще хорошим гигиеническим условиям можно приписать то, что я до сих пор с ума не сошел от этой каторги. Но, впрочем, я почти сумасшедший: ничего не понимаю, не соображаю, не чувствую. Даже все мои сновидения состоят в том, что кто-то и где-то подлежит корректуре, что какие-то бемоли и диезы не то делают, что им следует, вследствие чего происходит что-то мучительное, роковое, ужасное. Никак не предполагал я, живя с тобой в Виши, какая мне предстоит мука. Я не мог себе этого представить, ибо никогда прежде партитуры моих опер и балетов не печатались перед тем, как их ставить. В последней твоей маленькой цидулке ты зовешь меня после Вены в Вербовку. Очень бы хотелось. Но я предвижу, что Ментер, которая едет на мой венский концерт, будет усиленно просить меня в свой замок, а я ее уже в третий раз надуваю. К тому же мне, наконец, интересно увидеть это, как говорят, чудо. Наконец, и то следует иметь в виду, что я почти не застану тебя в Вербовке, ибо, выехавши 13-го, попаду в Вербовку перед самым твоим отъездом. Впрочем, увидим.
К Ратгаузу[151]
Москва. 30 августа 1892 года.
<…> Пожалуйста, извините краткость и некоторую запоздалость моего ответа. Письмо ваше пришло в такое время, когда у меня совсем нет досуга вследствие, во-первых, очень спешной, срочной работы и, во-вторых, предстоящего завтра отъезда за границу.
150
M-elle Emma Genton, наставница дочери Н. Д. Кондратьева, большая приятельница П. И., много лет ведшая с ним оживленную переписку.
151
Д. Ратгауз, лично не знакомый с П. И. студент Киевского университета, в 1892 г. прислал П. И. несколько стихотворений, на которые впоследствии П. И. написал музыку (ор. 73). В 1900 г. Д. Ратгауз издал собрание своих стихотворений. Изд. М. Вольфа.