Я необыкновенно много катался эту зиму, т. е. с октября я, собственно, не живу оседлой жизнью, а кочевой. Впрочем, урывками бывал и дома. Не знаю, писал ли я тебе, что у меня была готова симфония и что я вдруг в ней разочаровался и разорвал ее. Теперь во время этих урывков я написал новую и эту уже, наверно, не разорву. У меня также имеются скицы фп. концерта и план заняться в близком будущем фп. пьесами. В половине мая еду в Лондон дирижировать в филармоническом обществе и потом в Кембридж, где меня будут посвящать в доктора музыки.
К А. И. Чайковскому
Клин. 24 марта 1893 года.
Господи, как я давно про тебя и всех вас ничего не знаю! А сколько происшествий! Странно, что ты мне ни строчки не написал, – а ведь, кажется, я хоть и мало, а все-таки уведомляю тебя о себе. Так как на другой день после случая, сведшего в могилу Алексеева[172], я уехал в Харьков, то я даже и не знаю – был ли ты или Паня на похоронах. На меня это произвело удручающее впечатление. Не думаю, чтобы кто-нибудь из чужих столько пролил слез о бедном Николае Александровиче, как я. Я ведь был не особенный охотник до него в частной жизни, но преклонялся пред его великими дарованиями.
Светлые праздники Петр Ильич провел в Петербурге и на этот раз большею частью в интимном кругу родных и ближайших друзей, поэтому настроение его могло бы быть спокойным и ясным, но смертельная болезнь Алексея Николаевича Апухтина, тщетно боровшегося с водянкой, омрачила эти дни. Петр Ильич ежедневно навещал его и, помня все страшные симптомы этой болезни у Н. Д. Кондратьева, не сомневался в мрачном исходе ее у старейшего из своих друзей.
К Г. Конюс
Петербург. 5 апреля 1893 года.
Дорогой Георгий Эдуардович, я говорил о вашей сюите с М. П. Беляевым. Он обнаружил полнейшую готовность издать ее, и чем скорее, тем лучше, дабы в будущем сезоне играть уже по печатным нотам. Беляев весьма деликатным образом дал мне почувствовать, что, хотя моей горячей рекомендации он вполне верит, но, по обычаю, без одобрения Р. Корсакова и Глазунова обойтись не может. Сим двум я тоже про сюиту говорил, и нет сомнения, что они ее одобрят. Насчет условий, т. е. гонорара, речи не было, – я этих сторон дела терпеть не могу касаться, но Беляев вообще очень щедр. Тем не менее, для начала, советую вам не дорожиться. Впоследствии, когда вы повсюду прошумите, можно будет стать требовательным в денежном отношении. Говорят, что вы отправили сюиту в Америку? Неужели не копию, а самый манускрипт?
К В. Давыдову
Клин. 11 апреля 1893 года.
<…> Вообще я, по правде сказать, все это время скучаю и постоянно душой на северо-западе, у берегов Невы. Задачу свою исполнил пока аккуратно: каждый день рожаю по музыкальному чаду. Чада эти весьма скороспелые и неважные: у меня нет никакой охоты их творить, а творю для денег. Стараюсь только, чтобы не слишком скверно выходило. Скажи, пожалуйста, Моде, что мне ужасно досадно, что пропало письмо, в котором я воздавал хвалу его «Налю и Дамаянти»[173]. Черт знает как пропадают письма!.. Но, быть может, он потом все-таки получил. Я нахожу его либретто очень искусно сделанным, но мне этот сюжет не особенно по сердцу. Слишком далеко от жизни. Мне нужен сюжет вроде «Сельской чести». Более чем когда-либо я злюсь на погоду и en froid с высшим начальством неба.
К В. Давыдову
Клин. 15 апреля 1893 года.
<…> Продолжаю печь музыкальные блины[174]. Сегодня печется десятый. Замечательно, что чем дальше, тем охотнее и легче я занимаюсь этим делом. Сначала шло туго, и первые две вещи суть продукт напряжения воли, а теперь я не успеваю справиться с мыслями, которые одна за другой в течение целого дня ко мне являются. Так что если бы я и мой издатель могли: я – прожить весь год в деревне, а он – всю эту массу нот издать и гонорар уплатить, то, работая а lа Лейкин, я в один год бы нажил 36 000 с половиной… Недурно бы! Получил я сегодня свои харьковские карточки и всяческие портреты. Они все удивительно хороши, но особенно большой. Я привезу показать, а пока, если хочешь, получи одну кабинетную.
К М. Чайковскому
172
Николай Александрович Алексеев, московский городской голова, был убит 9 марта. Петр Ильич знал его близко и по делам Р. М. О., и потому что состоял с ним в свойстве: его вдова и жена Анатолия Ильича – родные сестры.
174
Петру Ильичу были заказаны фп. пьесы и романсы П. Юргенсоном в каком ему угодно количестве. И в течение пребывания в Клину до поездки в Лондон П. И. решил писать каждый день по одному номеру.