Итак, простите, ваше высочество. Ей-Богу, был бы глубоко счастлив, если бы мог исполнить ваше желание, – но это свыше сил моих.
Вашего императорского высочества покорнейший слуга
П. Чайковский.
К А. П. Мерклинг
29 сентября 1893 г.
<…> Теперь занимаюсь я инструментовкой фп. концерта. Уже скоро появлюсь на берегах Невы: около 10-го ты меня увидишь.
30 сентября скончался еще один из близких приятелей Петра Ильича – Н. Зверев. Случилось так, что известие это дошло до Клина, когда уже поздно было ехать на похороны. – Несмотря на дружбу к покойному, Петр Ильич отнесся к этой потере, как ко всем потерям последнего времени, необыкновенно спокойно и 6-го октября, когда к нему приехали из Москвы А. А. Брандуков и Ю. Поплавский, был не только ясен, но особенно весел. И во время стола, и во время прогулки он смешил обоих гостей шутками ему одному свойственного юмора до упаду. Вечером 6-го вместе с обоими виолончелистами Петр Ильич просматривал виолончельный концерт С.-Санса, которым в исполнении А. Брандукова должен был дирижировать в Петербурге.
С пятичасовым поездом, 7 октября, вместе с гостями Петр Ильич навеки покинул Клин, чтобы 8-го, утром, присутствовать на заупокойной обедне по Звереве и затем отправиться в Петербург. Проезжая в вагоне мимо с. Фроловского, он указал спутникам на высящуюся над окрестностями колокольню церкви и сказал: «Вот где меня похоронят и будут, проезжая, указывать на мою могилу».
Желание быть похороненным во Фроловском Петр Ильич повторил 8-го числа С. И. Танееву в разговоре с ним на поминках Н. С. Зверева.
Кроме этих двух намеков на свою смерть, оба раза мимолетных и вызванных печальными церемониями над прахом только что отошедшего приятеля, по свидетельству всех лиц, видевших Петра Ильича в эти дни, – ничто в его словах и поведении не давало повода считать его настроение удрученным. Напротив, все сходятся в противоположных впечатлениях.
До какой степени Петр Ильич в это время был полон веры в себя и бодр в ожидании ближайшего будущего – видно из того, что он с необыкновенной твердостью и самообладанием перенес удар его артистическому самолюбию, нанесенный опять, как с «Воеводой», С. И. Танеевым. Не знаю, в который из двух дней, 7-го ли вечером или 8-го, Петр Ильич показал ему только что оконченный фп. концерт № 3, посвященный пианисту Диемеру, сделанный из первой части предполагавшейся симфонии. Вещь не понравилась С. И. Танееву; он нашел ее не виртуозной и, как всегда, откровенно высказал это. Петр Ильич на этот раз не разорвал нового сочинения, но не потому, что не поверил отзыву, а потому, что, решив не печатать его, хотел в рукописи показать Диемеру как доказательство того, что исполнил давно данное обещание.
Н. Д. Кашкин так описывает последнее пребывание Петра Ильича в Москве:
Мы встретились на панихиде в церкви Николы в Гнездниках, а оттуда Петр Ильич поехал в Данилов монастырь на могилу Зверева. 9 октября утром он обещал быть в консерватории, где ему должны были спеть сделанный им из одного места фортепианной фантазии Моцарта вокальный квартет. Музыка Моцарта осталась почти без изменений, а слова написал сам Чайковский. Квартет был сделан еще в марте 1893 года, и Петр Ильич тогда еще выражал желание послушать его. Е. А. Лавровская обещала ему дать выучить квартет учащимся в ее консерваторском классе, а в этот приезд сообщила, что квартет готов, и утром 9-го октября несколько человек собрались его слушать в консерваторском зале. Мы с Чайковским уселись рядом посредине зала, квартет спели очень хорошо, и Петр Ильич попросил его повторить, что и было исполнено. Он сказал мне, что для него эта музыка имеет неизъяснимую прелесть, и он сам не может хорошенько отдать себе отчет в том, почему эта необычайно простая мелодия так ему нравится. Отблагодарив исполнителей и К. А. Лавровскую, Петр Ильич ушел из консерватории, пригласив меня обедать у него вечером в «Московской» гостинице.