В дневнике Дзержинский обозначал свою возлюбленную одной большой буквой «М»: «Как это М. может со мной дружить? Разве я такой ловкий актер? Мне кажется, что рано или поздно, мы не то что поссоримся, а она, узнав меня, прямо прогонит меня. Так должно случиться. А теперь для нас полезно не рвать своих товарищеских отношений».
Маргарита заставила его прочитать «Капитал», труды английского философа Стюарта Милля, произведения российских демократов. Они вместе читали «Фауста» Гете.
Дзержинский выделялся среди ссыльных. Он был одет в темный, сильно поношенный костюм, рубашку с мягким отложным воротником, бархатный шнурок повязан вместо галстука. Дом, где жили Феликс и Николева, был своеобразным центром ссыльных.
Так повелось: кто оказывался при деньгах, приносил к Николевой фунт дешевой колбасы, связку баранок или кулек конфет. Бывало, что какой-нибудь «богач» с гордым видом вытаскивал из кармана и бутылку вина. Но так как никто этих приношений заранее не заказывал, то иногда получалось, что не хватало заварки или сахару. А без хорошего чая и вечер не вечер.
Все уже расселись, когда в дверях появился молодой человек. Его воспаленные глаза щурились от света лампы.
— Господа, позвольте представить вам нашего товарища: Феликса Эдмундовича Дзержинского, — говорила Николева вновь прибывшим, усаживая Феликса рядом с собой.
Все, кто впервые видел Дзержинского, обращали внимание на его глаза.
— Что с вашими глазами?
— Проклятая грязь, — отвечал Феликс, — профессиональная болезнь табачников. Глаза чешутся от табачной пыли, рабочие трут их грязными руками. И вот результат: большинство рабочих нашей фабрики больны трахомой. Я тоже.
— Бог знает, что вы говорите. Зачем же вы пошли на эту фабрику?
— Ну, во-первых, надо где-то хлеб зарабатывать, а вы знаете, что в Нолинске найти работу трудно, а во-вторых, там я среди рабочих и могу хоть чем-нибудь быть им полезен.
В жизни политических ссыльных всегда было место для эротики. Лучшая подруга Николевой Катя Дьяконова уже здесь, в ссылке, вышла замуж за социал-демократа, родила ребенка. У политических хватало свободного времени.
Как писал Овидий в «Лекарстве от любви»:
«Праздность рождает любовь и, родив, бережет и лелеет, Праздность — почва и корм для вожделенного зла».
А кроме того:
«Как хорошо уметь угашать женское пламя,
Как хорошо не бывать низкого чувства рабом».
Всякая любовь в известной мере — ситуация палача и жертвы. Большинство женщин подсознательно жаждут порабощения, вплоть до насилия.
Любой половой акт — в каком-то смысле проекция убийства, как бы кощунственно это не звучало. Мужчина остается девственником, пока не убьет возлюбленную, то есть не доведет обладание до логического конца.
Библейское грехопадение состояло именно в запретном совокуплении. Половой акт был табуирован не случайно: применительно к нему в Библии употреблялся глагол «познать». Можно говорить о греховности всякого познания, но познание сексуальное есть еще и грубое, чисто физическое вторжение в мир другого существа. В сексе почти невозможно солгать, и оттого во всяком половом акте есть нечто от дознания, от выпытывания сокровенного. Половой акт — покушение на независимость личности, на ее свободу.
Многие последователи Фрейда видят в сексе еще и… стремление к смерти. Стремясь проникнуть в женщину, мужчина как бы стремится к своему началу. Это отчетливей всего отразилось в языке: во многих языках табуированное слово, означающее «конец всему», производится от обозначения женского полового органа.
Философ Иммануил Кант никогда не знал женщин. Именно с этим современники связывали его долголетие и исключительную работоспособность. Существуют легенды о том, что однажды испытав себя в сексе, создатель «Критики чистого разума» охарактеризовал половой акт как хаос беспорядочных телодвижений.
Гоголь прожил всю жизнь девственником. Исследователи мотивируют это патологиями его развития или последствиями родовой травмы. Сам же Гоголь в одном из писем объяснял свое воздержание тем, что боялся испытать слишком сильную страсть, которая испепелила бы его, лишив творческой способности и самой возможности жить дальше.
Известно, что Ницше воздерживался от секса всю жизнь, хотя и погиб от наследственного сифилиса. Такая чистота способствовала особой логичности и богатству его мысли. Он часто испытывал состояние «экстатических прозрений», которые, разумеется, были бы куда реже, если бы с экстазом свободной мысли соперничал экстаз сексуального наслаждения.