Озеро с бассейном синей грязи в центре — Дискан не поверил своим глазам. Он ударил копьем по ледяной поверхности у ног, пробил корку над темной жидкостью и почувствовал отвратительное зловоние. Значит, все это реально. Он вернулся на прежнее место! Но ведь он пошел по другой улице, он не мог совершить такую ошибку!
Яростно цепляясь за эту свою веру, он снова пошел назад. Улица, которая в первый раз привела его сюда, первая, а во второй — третья! Он знал, что это правда. Но, насколько можно судить, он оказался в том же самом месте...
Назад к втулке. Тяжело дыша, вспотев, он снова сел на ступени и по пальцам пересчитал улицы. Он прав! Вот тюбик: содержимое он высосал, а тюбик остался лежать на месте, где он отдыхал. Это первая улица, а это третья! И поскольку они расходятся от одного места, как могут они снова встретиться без заметных поворотов? И тем не менее он снова пришел к тому же озеру.
Дискан обхватил голову руками и попытался обдумать проблему тщательно и логично. Но в этом нет никакой нормальной логики! Должно быть, он неправильно считал. Нет, кричал участок сознания, ничего подобного. Привычное раздражение, сознание, что он опять что-то сделал неверно, в чем-то ошибся. Потрясенный, Дискан почти боялся поднять голову и посмотреть на улицы, такие похожие и ставшие для него западней.
А когда поднял голову и посмотрел, вернув себе самообладание, дымка невидимости сгустилась. Да он с трудом различает что-то за первыми двумя-тремя зданиями. Дискан подавленно вскрикнул, схватил мешок и дубину и начал подниматься по ступеням центрального здания. Несмотря на всю свою решимость, он не может смотреть на этот мрак на улицах. А в третий раз вернуться к тому же озеру — такого его рассудок просто не выдержит.
Он вошел в первую же дверь и оказался в темном зале, том самом, куда привели его животные. Итак, все вернулось на круги своя! Примерно в то же самое время вчера он стоял здесь. Тогда им руководило желание, давление извне. Теперь он один — совершенно один.
Дискан смотрел на пустые стены, все время возвращаясь взглядом к тому месту клина, где всего темнее. Но здесь не ощущается той мрачности, что испугала его на улицах. Какова была цель этого помещения? Оно такое большое, тут могло собраться множество верующих. Может, это был храм? Или здесь могли проходить совещания, если тут заседало правительство. Можно было проводить суды и священные церемонии. Но теперь здесь только тишина, пыль, тени. Ни следа рельефных изображений, пусть даже стершихся, ни малейшего впечатления, что когда-то на этих стенах виднелись руны, никакого алтаря, помоста, трона, приподнятого над полом.
Он пошел к самому узкому месту. Прибор на поясе тикал все громче. Дискан положил его на ладонь — стрелка указывала вперед. Но здесь нет ни груд обломков, ни следов битвы.
Неожиданно он вслух произнес:
— Чего вы от меня хотите?
В какой-то степени он начал испытывать то же, что и накануне: требование усиливалось, становилось все настоятельней. Словно ему дали вторую попытку в каком-то испытании, важность которого он не в состоянии оценить.
Теперь он находился посредине помещения. Неужели тени, собравшиеся в узком углу, материальны? Вернулись ли животные? Нет, их не видно, никто не идет ему навстречу. Его не ждет ничего конкретного. И тем не менее он чувствовал, что что-то происходит, что-то движется, складывается в рисунок, понять который невозможно. Если бы только он мог разглядеть линии этого рисунка, он мог бы понять! Но хотя он сосредоточивался, пытался уловить тень понимания, оно не приходило — только движение, которое он не мог проследить. Но наконец и оно превратилось в ничто, исчезло.
— Скажите мне! — Голос его, скорее отчаянный крик, гулко отразился от стен. Но когда стихло эхо, осталась только пыльная пустота и ощущение потери, приносившее боль.
Дискан ждал, надеясь снова увидеть это сплетение, которое можно заметить только краем зрения, уловить хоть какой-то намек на цель, узнать, каков следующий шаг, какую невидимую дверь ему нужно открыть. Ничего... То, что на какое-то время принесло отдаленное подобие жизни в этот древний зал, умерло, как пламя превращается в пепел, если костер не подкармливать.
Наконец он повернулся, плечи его повисли, походка превратилась в усталое шарканье. Последняя, может быть, самая тяжелая неудача лишила его всяческих целей и чувств. Он вышел из зала и, поскольку идти все равно было некуда, отыскал внутреннюю лестницу и поднялся на площадку, на которой провел предыдущую ночь. Под ним расстилался Кскотал, но на этот раз у него не было желания смотреть на руины. Он боялся того, что может увидеть на этих улицах ночью.