«Решающим пунктом в борьбе за новую марксистскую историческую науку является проблема методологии. История, не опирающаяся на марксистскую методологию, не строящаяся на положениях диалектического материализма, научно бесплодна и не является наукой в полном значении этого слова»[116].
И сегодня, если попробовать заменить в приведенной цитате слова «марксизм», а также «марксистская методология» словами «постмодернизм/нарративизм» и «постмодернистская методология», мы получим столь же актуальную методологическую формулу, определяющую условия современного понимания корректности, как в области общественных наук, так и в области общественной жизни, организованной при помощи СМИ, руководствующихся политкорректностью (political correctness), как главным принципом[117]. Принцип этот дополняется сформулированной в современных обстоятельствах марксистско-коллективистским тезисом о том, что:
«Высказывание правды требует коллективного усилия (Telling the truth takes a collective effort)»[118].
Ибо, по мысли идеологов тоталитарного проекта, которым является постмодернизм, человек как личность — это своеобразное «неполноценное существо», которое (точно так же, как и в марксизме), не способно не только к самостоятельному познанию истины, но и, тем более, к самостоятельному ее формулированию[119]. Для этого он нуждается в политически корректных и универсальных в том, что касается компетенции, «авторитетах»[120]. Данные авторитеты необходимы личности, поскольку именно они объявляют об истинности «правдивых» в настоящий момент правд и ценностей, составляя своего рода их последнюю инстанцию. Сами же правды и ценности провозглашаются в результате консенсуального дискурса, реализуемого в рамках узкого круга таких же самых, т. е. созданных согласно тому же самому «формату», авторитетов. Следует обратить внимание, что указанное видение идет, однако, в абсолютно противоположном направлении, нежели классическая, следующая из рудиментов латинской культуры, формула, согласно которой, для провозглашения лжи требуются толпы, а для того чтобы сказать правду, хватит и одного человека.
6. Изложение классической концепции истины
Есть ли у нас перед лицом вышеизложенных угроз принятия объективности истины как нормы научного познания, какие-либо шансы защитить классическое толкование истины? Ответ однозначно звучит: «да». Для обоснования следует указать на доводы двоякого свойства.
Во-первых, перед лицом постмодернистской тактики персвазии, точно так же, как и картезианского демона-искусителя, мы должны помнить, что насколько бы соблазнительной и одновременно нелепой не была бы эта персвазия, но все же «мы осознаем, что прежде всего свобода служит нам, чтобы мы могли всегда воздержаться от того, чтобы принимать на веру такие вещи»[121], т. е. принимать на веру утверждения, которые противоречат наиболее простым и базовым проявлениям интуиции, которые даны нашему врожденному разуму.
Во-вторых, принятие положений широко понимаемого реализма познания и основанного на нем классического понятия правды, гарантирует сохранение интерсубъективности нашего познания и объективности его результатов[122]. Оборона классически и реалистически понимаемой правды должна вестись по образцу сократической мысли в двух фазах: в первой следует ответить на аргументацию его противников с целью опровержения их тезисов, а во второй необходимо предоставить утверждения своей позиции. И одно, и другое я очень кратко постараюсь представить в этой части.
С перспективы почти двадцати шести веков европейской философии необходимо сказать, что постмодернизм, как эпистемологический и веритативный нигилизм, не является чем-то новым. Современные скептики-постмодернисты, однако, отличаются от своих предшественников, прежде всего, отсутствием критического самосознания, которое часто следует из незнания генезиса и положений излагаемой ими позиции. Вопреки тому, что они сами считают, осмысленность их скептицизма в области истины оказывается в своих обоснованиях не менее проблемным явлением, чем критикуемое ими понятие объективной истины. Ведь даже радикальнейший из скептиков, называвшихся в прошлом также «акаде-миками»[123], в вопросах правды основывал свой скептицизм — как учил Св. Августин — на чем-то, что имеет характер, принимаемый implicite посылке (или многих посылок), в истинности которой он сам не сомневается, а сила его сомнения по отношению к критикуемым тезисам (например, опознаваемости объективной истины) пропорциональна силе питаемой им веры[124] в безошибочность и объективную истинность этой посылки. В противном случае, т. е. если бы его сомнение не имело эпистемологически верных основ, его тезисы, подвергающие сомнению возможность познания объективной правды о действительности, были бы ничем не обос-нованы[125].
116
Реферат подсекции истории. I Конгресс польской науки. Секция общественных и гуманитарных наук. Warszawa, 1951. S. 5. Цит. по:
119
См.
120
Чаще всего это «медиа-авторитеты». Обычно они не имеют ничего общего с рационально понимаемыми авторитетами-эпистемическими, деонтическими или моральными. См.:
122
См.
123
Это название происходит от Академии, основанной Платоном, а точнее, от определенной фазы ее функционирования, когда власть в ней перешла к враждебной доктрине основателя формации скептиков под предводительством Арке-зилая (315–240) и Каркада (219–119), вплоть до времени так называемой Пятой Академии. См.
124
Разновидность веры, с которой мы здесь имеем дело, это своеобразные представления об истинности высказываемого суждения, называемые в логике ас-сенцией (лат. assensio, assensus).
125
Существует масса литературы на эту тему. Одним из тех, кто впервые эффективно опровергал тезисы скептиков, был св. Августин из Гиппоны, который в том числе проделал это на страницах диалога «Против академиков» (Contra Academicos). Przeł. K. Augustyniak //