Перефразируя же его слова, сказанные в контексте будущего философии, можно сказать, что польская историография (и вообще гуманитарные науки) только тогда получат шанс на развитие, когда отбросят постмодернизм и обратятся к традиции аналитической философии, феноменологии или реалистической философии (неотомизм), эти философские течения имеют значительные достижения в нашей стране.
Наиболее полно взгляд классической науки на истину представил Св. Фома Аквинский (1225–1274). Это великий синтез классической рефлексии об истине, где было учтено наследие в том числе таких мыслителей как: Платон, Аристотель и Св. Августин. На страницах монументального труда “Quaestiones quod libetales de veritate” мы находим следующее определение логически понимаемой истины (истинности), как черты суждения о действительности:
«Когда же разум (intellectus) сравняется (adaequatur) с тем, что проявлено вовне вещи, говорят, что суждение истинно»[130].
Основным в понятии логической истины, которая выражает разум (intellectus), является момент уравнивания (adaequuatio)[131] двух элементов — разума и вещи. Эта последняя, то есть широко понимаемая вещь, в изложении средневекового мыслителя проявляется как нечто, что дано нам непосредственно и что отличается своеобразной интеллектуальной прозрачностью (perspicuitas), которая обычно отождествляется с предметной очевидностью (evidentia obiectiva). Она нечто, что само «навязывается» нам своим присутствием, как нечто чуждое, от нас независимое, и выводит из состояния спокойствия наш интеллект[132].
В представленном Фомой Аквинским предметном (объективистическом) течении философии бытие (вещь), т. е. широко понимаемая предметная сфера, определяет результаты познания, и одновременно то же самое бытие (в виде отдельной вещи) является мерой истинности этого познания. Иными словами, познание, а точнее, его результаты, определяются познаваемым предметом, и именно он является окончательным критерием истинности нашего познания. По причине доминирования вещи (предмета) в процессе познания, философские течения, признающие этот принцип, носят название предметных. Согласно этому толкованию, субъект исключительно познанием «ассимилирует» познаваемый предмет, которому он неким образом подчинен. Это возможно, поскольку наш интеллект сам по себе представляет собой чистую возможность («незаполненную таблицу»)[133], которая способна соотнестись с предметом (явление интенциональности) и уловить его в его внутренней истинной структуре[134].
Необходимо также обратить внимание на пространство, о котором сигнализирует Аквинский, и с которым разум и артикулируемое им суждение должны уравняться. Это, собственно, «внутренняя область вещи», т. е. объективный смысл (eidos) отдельного предмета, явления или события. Согласно реалистическим положениям этого мыслителя, познание действительности означает своеобразное чтение (лат. legere), т. е. прочтение существовавшей до сих пор и не зависящей от нас действительности. В свою очередь, сила, позволяющая нам это, есть разум, смысл которого объясняется так:
«[.] Название «интеллект» [intellectus] происходит от того, что он познает глубину [intima] вещей; познание интеллектуальное [intellegire] есть как бы внутреннее чтение [intus legire]. Ибо чувства и воображение познают исключительно внешние недуги, и только интеллект доходит до сути вещей»[135].
Кроме определения истины (истинности) как квалификации логического суждения, Фома Аквинский наделяет истину еще двумя значениями в зависимости от контекста. Речь идет об онтологической истине. В обоих случаях она является не качеством суждения о вещи, но атрибутом самой вещи. Смысл истины в этом понимании, однако, разнится в зависимости не только от того, какой природой и статусом обладает данная вещь, но и от того, какого рода и какой силы разумом она рассматривается. Природные вещи (res naturalis), составляющие мир природы, называются истинными с точки зрения соответствия с двумя интеллектами — абсолютным и природным.
«С точки зрения сравнения с божественным разумом, [вещь] называется истинной настолько, насколько выполняет то, на что она направлена божественным разумом»[136].
Истина здесь есть «соответствие (convenientia) бытия с интеллек-том»[137]. В этом случае вещь рассматривается в аспекте ее абсолютного генезиса, как призванного к существованию из ничего разумом творца в соответствии с присутствующими в нем образцовыми идеями. Истина в онтологическом смысле означает момент совпадения вещи с творческим абсолютным разумом. Идея абсолютного разума, как изначального образца познания и крайней меры истинности этого познания, присутствовала не только в средневековой схоластике, но также и во всем течении рационализма Нового времени (Декарт, Мальбранш, Лейбниц и др.), вплоть до Иммануила Канта, который во 2-м издании «Критики чистого разума» (1787) называет его intellectus archetypus[138]. Интеллект этот понимался как абсолютный первоисточник отдельных вещей; с учетом этого первоисточника, натуральным вещам приписывался атрибут реальности и правдивости.
130
131
Этот момент — формирующая истину адеквация (adaequatio), синонимами которой являются консенсус (consensus) и соответствие (convenientia, conformitas). Категория адеквации функционировала в картезианской философии, как структурная составляющая истины до периода создания положений современной феноменологии. См.:
132
М.А. Крампец (OP) образно называл эту ситуацию моментом, в котором «бытие хватает за горло».
134
В классической философии это последнее действие называлось интеллекцией, а в феноменологии, в свою очередь, идеацией (Wesensschau).