Среда, 19 июля, была обычным летным днем. Белые кучевые облака украшали голубое небо, но летние грозы уже нередко гремели и сверкали над Штутгартом. В ангаре Хейнкеля готовили самолет к полету. Эрнст еще раз обошел вокруг машины, внимательно осматривая каждый узел и пробуя натяжение проволочных растяжек. Все было в порядке, и можно было взлетать. Но когда начали выкатывать самолет из ворот ангара, Эрнст вдруг почувствовал, что его сердце екнуло и в глазах потемнело, как будто темное облако спустилось сверху и обволокло все кругом. Он на минуту остановился, упираясь руками в заднюю кромку нижнего крыла. Потом облако исчезло. Что это было? Какой-то знак? Эрнст отбросил дурные мысли, и они поставили самолет носом против ветра.
— Собираешься взлетать? — приветливо спросил проходящий пилот воздушного шара.
— Да, и сегодня это будет мой смертельный полет, — неожиданно для себя выговорил Эрнст.
— Не шути такими вещами, — улыбаясь, по-дружески сказал пилот.
Эрнст шутить и не собирался, просто так вырвалось. Но надо было лететь. Пропеллер завертелся, под его струей рули направления встали по потоку, и Эрнст это сразу почувствовал — педали стали тугими. Но тут опять защемило в груди, а он и на этот раз не внял этому сигналу оттуда. Мотор прогрелся, и Эрнст двинул его рычажок вперед, до упора. Тряский разбег, и… он уже в воздухе. Еще пара минут, и он уже на высоте 40 метров летит в сторону завода Даймлера.
Он хотел сделать правый вираж, чтобы вернуться на летное поле. Машина накренилась вправо, ему показалось, очень сильно. Эрнст пытался выправить самолет, но ручка управления влево не двигалась. В это мгновение сильный порыв ветра подхватил самолет и швырнул его опять вправо. Он, накренившись, как бы соскользнул в правую сторону с большой боковой перегрузкой. Ноги Эрнста сорвались с педалей, и, чтобы не вывалиться, он уперся ими в расположенную впереди стойку. Эрнст уже ничего не мог соображать. Все проплывало, как во сне. Но ясно чувствовал, что самолет переворачивается на спину и устремляется почти вертикально к земле. Он потерял сознание еще в воздухе, поэтому удара не почувствовал.
Механик Стока, работавший на заводе Даймлера, ехал на работу на велосипеде и любовался полетом самолета. Вдруг самолет перевернулся и рухнул на землю. Стока изо всех сил нажал на педали и подлетел к обломкам самолета, когда они только начали гореть. Тут же появился полицейский, прискакавший на лошади. Вдвоем они вытащили бездыханного окровавленного пилота из горящих обломков, освободив его от запутавшихся на нем проволочных растяжек. Они успели оттащить пилота, когда взорвался бензиновый бак и раскидал обломки самолета.
Эрнст очнулся, когда его везли на автомобиле в госпиталь. Нестерпимая боль разрывала голову и ногу. Несколько дней он пребывал в полубессознательном состоянии. Наконец Эрнст услышал над собой голос доктора: «А-а-а… Он постепенно приходит в себя». Но все окружающие предметы еще имели неясные очертания.
Через неделю Эрнст был уже в состоянии прочитать перечень полученных им повреждений, прикрепленный к его кровати:
— перелом черепа и кровоизлияние;
— повреждение затылка, кровотечение из носа и ушей;
— сломаны верхняя и нижняя челюсти;
— сломаны левая бедренная кость и третий палец на правой ноге;
— ожоги второй и третьей степени на левой стороне лица.
Шло время, и оно, как лучший лекарь, но с участием докторов, постепенно избавило Эрнста от жутких физических болей. Но по мере выздоровления его все больше стали мучить боли душевные. Когда он думал, сколько усилий, времени и изобретательности было потрачено, сколько надежд и денег многих людей он похоронил в пламени обломков самолета, ему становилось не по себе, дикая тоска и неисправимое чувство вины разрывали его сердце. Лежа на кровати в госпитале, он думал о Мюнце и остальных своих помощниках, которым так и не заплачено ни пфеннига. Не только за дерево, но и за матерчатую обшивку крыльев и оперения тоже ничего не заплачено. А разбитый мотор Даймлера?
Эрнст думал о несчастливой судьбе авиаконструктора, о тех отвесных скалах и глубоких ямах, которые неожиданно возникают на его пути к созданию надежно летающей машины. Но чем больше он об этом думал, тем тверже утверждался в мысли и яснее сознавал, что назад ему уже пути нет. Он прошел такую школу практического конструирования и постройки самолета, получил такие знания, какие ни один университет дать не может. А главное, он ощутил сладость независимого конструирования своего самолета и своих открытий новых путей в самолетостроении.