3.115. Каждому мгновению соответствует и нечто вневременное. За посюсторонним не может следовать потустороннее, ибо потустороннее вечно и, следовательно, не может соприкасаться во времени с посюсторонним.
3.116. 13 декабря. Развлеченный журналом «Шёне Раритет» и газетами, начал Герцена.
3.117. Кто ищет, тот не находит, но кто не ищет, тот будет найден.
3.118. 14-е. Вчера, сегодня — наихудшие дни. Наполнение: Герцен, письмо д-ру Вайсу, прочее не поддается объяснению. Тошнотворная еда: вчера свинячья нога, сегодня — хвост. Дорога в Михелоб через парк.{59}
3.119. Он — свободный и обеспеченный гражданин земли, потому что цепь, на которую он посажен, достаточно длинна, чтобы для него были доступны все земные пространства, и все же лишь настолько длинна, чтобы ничто не могло перетянуть его через границу земного. Но в то же время он — свободный и обеспеченный гражданин неба, потому что посажен и на аналогично рассчитанную небесную цепь. И теперь, когда он хочет на землю, его душит небесный ошейник, хочет на небо — его душит земной. Тем не менее он сохраняет все возможности и чувствует это; более того, он даже отказывается объяснять все это ошибкой первой посадки на цепь.{60}
3.120. 15 декабря. Письма от д-ра Кернера, от Вацлава Меля, от матери.{61}
3.121. Здесь ничего не решится, но испытать свою способность решать можно только здесь.
3.122. 17 декабря. Пустые дни. Письма Кернеру, Пфолю, Пршибраму, Кайзеру, родителям.{62}
3.123. Негр, доставленный со всемирной выставки домой обезумевшим от тоски по дому, посреди своей деревни, под причитания племени, с серьезнейшим лицом, словно выполняя свою миссию и свой долг, пересказывает те шутки, которые приводили в восхищение европейскую публику как свидетельства африканских нравов и обычаев.
3.124. Самозабвение и самосохранение искусства: бегство подается как прогулка или даже как наступление.
3.125. Письма Ван Гога.
3.126. Он бежит за фактами, как начинающий конькобежец, который к тому же упражняется в запретной зоне.{63}
3.127. 19 декабря. Вчера известие о визите Ф., сегодня один в моей комнате, на той стороне дымит печь; ходил с Натаном Штейном в Царх; как он толковал крестьянке, что мир это театр!{64}
3.128. Что может быть веселее веры в какого-нибудь домашнего бога!{65}
3.129. Это падение по отношению к истинному познанию, и это детски-счастливый подъем.
3.130. Теоретически возможность полного счастья существует: надо верить в неразрушимое в себе и не стремиться к нему.{66}
3.131. 21 декабря. Телеграфировал Ф.
3.132. Первым домашним животным Адама после изгнания из рая был змей.
3.133. 22 декабря. Прострел, ночные подсчеты.
3.134. 23 декабря. Удачная и отчасти пресная поездка. Многое услышал.
3.135. Плохо спал, напряженный день.
3.136. Неразрушимое это единое; это каждый отдельный человек и в то же время это все вместе; поэтому столь беспримерно неразъединима связь людей.{67}
3.137. В раю, как везде: что порождает грех, то его и осуждает. Чистая совесть — это зло, которое так победительно, что даже не считает нужным этот перескок слева направо.
3.138. Заботы, под тяжестью которых привилегированный извиняется перед угнетенным, это именно заботы о сохранении привилегий.
3.139. В одном и том же человеке существуют знания, которые, полностью различаясь, имеют тем не менее один объект, так что вновь приходится делать вывод о существовании различных субъектов в одном и том же человеке.{68}
3.140. 25, 26, 27 декабря. Отъезд Ф. Плакал. Все тяжело, несправедливо и все-таки правильно.
3.141. Он подбирает объедки, упавшие с собственного стола; благодаря этому он, правда, в течение какого-то времени насыщается больше всех, однако отучается есть наверху, за столом, а из-за этого потом кончаются и объедки.{69}