55. Я был в гостях у мертвецов. Это был большой, богатый склеп, там уже стояло несколько гробов, но еще оставалось много свободного места; два гроба были открыты, внутри они выглядели как разворошенные, только что покинутые постели. Немного в стороне — так, что я не сразу его заметил, — стоял письменный стол, за ним сидел мужчина могучего телосложения. В правой руке у него было перо; казалось, он что-то писал и как раз сейчас закончил, левая рука играла блестящей часовой цепочкой, выползавшей из кармана жилета, и голова низко склонялась к ней. Какая-то уборщица подметала, но подметать было нечего.
Необъяснимое любопытство заставило меня потянуть за косынку, которая совсем закрывала ее лицо. Только теперь я увидел его. Это была еврейская девушка, которую я когда-то знал. У нее было полное белое лицо и узкие темные глаза. Теперь она усмехнулась мне — лохмотья на ней превращали ее в старую женщину, — и я сказал:
— Вы, похоже, разыгрываете тут какую-то комедию?
— Да, — сказала она, — вроде того. Как хорошо ты все понимаешь! — но затем указала на мужчину за письменным столом и прибавила: — Ну, теперь иди вон к нему, поприветствуй его, он здесь господин. Пока ты его не поприветствовал, я, вообще-то, не имею права с тобой разговаривать.
— А кто он такой? — тихо спросил я.
— Один французский дворянин, — сказала она, — де Пуатен его зовут.
— А как он сюда попал? — спросил я.
— Не знаю, — сказала она, — здесь такая неразбериха. Мы все ждем кого-то, кто наведет порядок. Это, случайно, не ты?
— Нет-нет, — сказал я.
— Очень разумно, — похвалила она, — но иди же к господину.
Мне ничего не оставалось, как пойти туда и поклониться. Поскольку он не поднимал головы — перед моими глазами были только его спутанные седые волосы, — я сказал «добрый вечер», но он все равно не пошевелился; маленькая кошка пробежала по краю стола, она выскочила буквально откуда-то из недр фигуры господина и снова там исчезла; быть может, он смотрел даже не на часовую цепочку, а вниз, под стол. Я уже хотел объяснить, каким образом я туда попал, но моя знакомая дернула меня сзади за пиджак и прошептала:
— Этого уже достаточно.
Более чем удовлетворенный, я повернулся к ней, и мы рука в руке прошли дальше в склеп. Ее веник мешал мне.
— Брось этот веник, — попросил я.
— Нет, извини, — сказала она, — пусть уж он останется при мне. Ты ведь понимаешь, что подметать здесь большого труда не составляет, да? Ну вот, а мне это все же дает некоторые преимущества, от которых я не хочу отказываться. Ты, кстати, здесь останешься? — спросила она отстраненно.
— Ради тебя я с удовольствием здесь останусь, — медленно сказал я.
Мы шли теперь, тесно прижавшись друг к другу, как влюбленная пара.
— Оставайся, о, оставайся, как я к тебе рвалась! Здесь вообще не так плохо, как ты, может быть, опасаешься. И какая нам двоим разница, что вокруг нас?
Мы молча прошли еще немного; руки мы разняли и шли теперь обнявшись. Мы шли по центральному проходу, справа и слева стояли гробы; склеп был очень большой, во всяком случае очень длинный. Нас окружала темнота, но не полная, а как бы сумеречная, однако и она еще немного просветлялась там, где были мы, и в маленьком круге пространства вокруг нас. Вдруг она сказала:
— Пойдем, я покажу тебе мой гроб.
Это поразило меня.
— Ты же не мертвая, — сказал я.
— Нет, — сказала она, — но, по правде говоря, я здесь совсем запуталась, я еще и поэтому так рада, что ты пришел. Ты очень скоро все поймешь, ты наверняка уже и сейчас видишь все яснее, чем я. Но как бы там ни было, гроб у меня есть.
Мы свернули в боковой проход, вновь между двумя рядами гробов. Расположением все это напоминало мне большой винный погреб, когда-то виденный мной. Идя по этому проходу, мы перешли и какой-то узкий — шириной не больше метра, — но быстрый ручей. Вскоре после этого мы уже стояли у гроба девушки. В его комплекте была красивая, отделанная кружевами подушка. Девушка села в него и поманила меня вниз — не столько указательным пальцем, сколько зовущим взглядом.