«Я часто слышала от отца, что после смерти Энн мистер Линкольн ходил за пять миль к ее могиле и оставался там до тех пор, пока отец, разволновавшись, не случилось ли что, шел за ним и приводил обратно домой… Да папа присутствовал и во время открытия гроба Энн, с тем предпринимателем, и частенько повторял, что единственный след от тела Энн, который они нашли в гробу, были четыре жемчужные пуговицы ее платя».
Собрав эти самые пуговицы и кое-что из оставшегося мусора, новоиспеченный бизнесмен сделал перезахоронение на новом кладбище Окленд, недалеко от Питерсберга и стал рекламировать свое кладбище со ссылкой на то, что там похоронена Энн Рутледж. И теперь в летние месяцы тысячи паломников едут туда, имея своей целю посетить ее могилу. Я видел многих со слезами на глазах, склонившими головы перед четырьмя жемчужными пуговицами. Там же стоит и красивый монумент из гранита со стихами Эдгара Ли Мастерса «Антология Спун-Ривер»:
«От меня, недостойной и неизвестной,
Трепет бессмертной музыки:
— Без ненависти — ко всем, с милосердьем — ко всем! –
Через меня прощение миллионам от миллионов
И сияние истины и справедливости
На великодушном лице нации.
Под этой травой спи Энн Рутледж,
Возлюбленная Авраама Линкольна,
Обрученная с ним не союзом,
Но разлукой.
Цвети, о Республика,
Из праха моей груди»
Но на самом деле святой прах Энн до сих пор лежит на старом кладбище Конкорд, алчный бизнесмен все же не смог украсть ни ее останки, ни память о ней. Там, где поет куропатка и цветут дикие розы, в том месте, которое освятил своими слезами Авраам Линкольн, там, где, как сказал он сам, похоронили его сердце, и должна лежать Энн Рутледж.
6
В марте 1837-го Линкольн оставил Нью-Сейлем и на арендованной лошади вернулся в Спрингфилд, чтобы, как сам заметил, попробовать себя в роли юриста. Все его земное имущество поместилось на задней части седла: пара книг по юриспруденции, нижнее белье и изношенная одежда. Еще у него был старый синий носок вместо кошелька с двумя монетами — шесть с четвертью и двенадцать с половиной центов. Эти деньги он собрал как оплату за почтовые услуги до банкротства почтового офиса Нью-Сейлема и мог бы спокойно потратить на свои личные расходы, особенно учитывая то, что первые годы в Спрингфилде он жил в глубокой нищете. Но «Честный Эйб», скорее всего, посчитал это воровством и, когда в городке появилась ревизия почтовой службы, он вернул не только точную сумму, полученную им в качестве оплаты, но еще и сделал это теми же монетами, которые получил года два назад. Так что, переезжая в Спрингфилд Линкольн не имел ни цента, и, чтобы показать всю безнадежность ситуации, заметим, что у него были еще и долги в размере тысячи ста долларов: эти деньги они с Берри спустили в неудавшийся торговый бизнес в Нью-Сейлеме. После этого Берри спился до смерти и оставил партнера одного со всеми долгами. Линкольн мог бы и не признать долг, потребовав раздельную ответственность за банкротство бизнеса, и тем самым законно улизнуть от проблем. Но такое было не в его духе. Вместо этого он пошел к своим кредиторам и пообещал заплатить всю сумму с процентами при условии, если долг будет отсрочен: согласились все кроме одного — Питера Ван Бергена. Тот сразу же начал судебный процесс и добился решения в свою пользу, после чего на аукционе были проданы лошадь и землемерные инструменты Линкольна. Тем не менее остальные кредиторы ждали, и Линкольн копил каждый цент, отказывая себя во всем в течение четырнадцати лет, только бы не потерять их доверие. Даже в 1848-м, будучи уже членом Конгресса, он отправлял часть своей зарплаты кредиторам в качестве оплаты старых долгов.
Так вот, в то утро, без гроша в кармане прискакав в Спрингфилд, Линкольн оставил свою лошадь на углу городской площади, перед магазином Джошуа Спида, и, собрав вещи, шагнул внутрь. Продолжение этой истории словами самого Спида:
«Он приехал в наш городок на арендованной лошадке и занял у единственного столяра Спрингфилда одноместную кровать. Зайдя в мой магазин, Линкольн положил свои вещи на прилавок и поинтересовался сколько будет стоить комплект мебели для такой кровати. Я взял бумагу и карандаш посчитал приблизительную стоимость мебели — около шестнадцати долларов, на что он ответил: „Это, возможно, достаточно дешево, но хочу сказать, насколько бы дешевле не было, у меня все равно нет средств, чтобы оплатить. Если вы согласитесь на кредит до Рождества, и мой эксперимент в качестве юриста окажется удачным, тогда я обязательно заплачу, а если я провалюсь, то возможно, не заплачу вовсе“, — у него был такой грустный тон, что я пожалел его. Мне показалось, что я никогда в жизни не видел более печального и грустного лица, я до сих пор уверен в этом. Немного подумав, я сказал ему: „Даже такой маленький долг может вам здорово помешать, думаю, я могу посоветовать вам хороший способ без каких-либо долгов достичь вашей цели: у меня есть огромная комната с двуспальной кроватью, и я с удовольствием поделюсь с вами, если вам будет удобно“. „Где ваша комната?“ — спросил Линкольн. „Наверх по лестнице“ — ответил я, показав ему лестницу, ведущую на второй этаж. Без единого слова он взял свои вещи, поднялся в мою комнату положил их на пол, и вернувшись обратно, с сияющим от счастья лицом объявил: „Ну что же, Спид, я заселился“».