По некоторым городам Дуглас проехал в шикарной карете, запряженной шестью белыми конями. Повсюду восторженная толпа встречала его громкими приветствиями.
Чтобы показать свое презрение к такого рода зрелищам и вычурности, соратники Линкольна провели своего кандидата по улицам на разваленной тележке, которую тащили несколько белых ослов, за ним двигалась еще одна тележка, на которой стояли тридцать две девушки: в руках у каждой было имя одного из штатов, а над ними простилался огромный плакат. Позже сопровождение претерпело кое-какие изменения: все девушки прислонились к Линкольну, словно к своему отцу.
Кандидаты с комиссией и репортерами больше получаса пробивались сквозь толпу к обустроенной сцене, которая была защищена от палящих лучей солнца деревянным навесом. Некоторые из собравшихся взобрались на него, и, не выдержав их тяжести, навес рухнул на представителей Дугласа.
По всем отношениям два кандидата резко отличались друг от друга. Дуглас был ростом в пять и четыре десятых фута, Линкольн — в шесть и четыре десятых. Великан говорил тонким тенором, а соперник поменьше — шикарным баритоном. Дуглас был элегантен и обходителен, Линкольн — неуклюжим и рассеянным. У Дугласа был необычайный шарм, сделавший его национальным героем, в то время когда бледноватое и измученное лицо Линкольна выражало только грусть и ни капли харизмы. В тот день Дуглас был одет как богатый плантатор с юга: сорочка с манжетами, темно- синий пиджак, белые брюки и белая шляпа с широкой каймой. Линкольн выглядел грубо и нелепо: рукава его изношенного черного пиджака были явно коротки, как и его мешковатые брюки, а высокая цилиндрообразная шляпа была сильно потрепанной. Линкольн был одним из величайших шутников всех времен, а у его оппонента не было ни малейшего чувства юмора.
Во всех выступлениях Дуглас повторял одни и те же мысли, в то время когда Линкольн не переставая размышлял над каждым вопросом и предпочитал готовить новую речь для каждого выступления, избегая повторений.
Дуглас жаждал славы и постоянно устраивал пышные и вычурные сцены: он разъезжал по стране на специальном поезде, обставленном флагами, позади которого в отдельном вагоне была смонтирована медная пушка. Она издавала залп за залпом, как только поезд приближался к очередному городу, словно объявляя жителям, что у ворот города стоял грозный гость. Линкольн же, наоборот, ненавидел «блеск и фанфары», как сам говорил, и путешествовал в обычных каретах или грузовых вагонах с одним лишь стареньким ковровым чемоданом и зеленым бумажным зонтом, посередине которого была завязана веревка, чтобы зонт не раскрылся.
Дуглас был оппортунистом: «без какой-либо политической морали», как говорил Линкольн. Единственной его целью была победа, а для Линкольна не имело большого значения, кто победит на данный момент: он боролся за высокие принципы и считал главным торжество справедливости и добра. В первой же своей речи он сказал:
«Мне приписывают амбиции, но Бог знает, как усердно я молился, чтобы этих амбиций не было. Конечно, я не был равнодушен к политическим вершинам, но с того дня, когда компромисс Миссури был аннулирован, подняв тем самым вопрос о „терпимости“ к рабству по всей стране, я стал заклятым врагом его распространения. И могу безоговорочно и к тому же с радостью заявить, что я и уважаемый Дуглас никогда не окажемся в одной лодке, по крайней мере пока мы живы. Не имеет никакого значения, абсолютно никакого, кто из нас двоих будет избран в Сенат Соединенных Штатов, поскольку та огромная задача, которую мы сегодня донесли до вас, намного выше и важнее политических успехов или личных интересов любого человека. Этот вопрос будет жить, дышать и воспламеняться даже тогда, когда наши жалкие и заикающиеся языки утихнут в глубоком гробу».
Во время этих дебатов Дуглас придерживался мнения, что любой штат в любое время имеет право стать рабовладельческим, если большинство его жителей проголосовали за это, и его не интересовало, кто как будет голосовать. Его предвыборный девиз был следующим: «Дайте каждому штату самому вести свои дела и оставить в покое своих соседей».
У его соперника же была абсолютно противоположная позиция:
«Господин Дуглас считает, что рабство — справедливое явление, я же считаю, что оно не справедливое, что и является причиной нашего спора. Он утверждает, что если общество хочет иметь рабов, то у него есть право их иметь, и все так и будет, если это не ошибка. А если это ошибка, то он не может говорить людям, что у них есть право на ошибку. Его мало волнует, должен ли каждый из штатов быть рабовладельческим или свободным, так же как вопрос о том, под что его сосед использует свою ферму: посеял ли он табак или развозит рогатый скот. Но мнение большинства людей не совпадает с мнением многоуважаемого Дугласа: они считают рабство огромной моральной несправедливостью».