Теперь на Севере Линкольна проклинали так же яростно, как и на Юге. Его называли узурпатором, предателем, тираном, злодеем и монстром: «Кровавый мясник зовет войну на свой нож по самую рукоять и просит все больше жертв для своего убойного пера», — говорили люди. Некоторые из его непримиримых врагов и вовсе заявили, что он должен быть убит. И как то вечером, когда Линкольн скакал в свою летнюю резиденцию рядом с солдатской казармой, пуля, выпущенная несостоявшимся убийцей, попала в его шелковую шляпу. А спустя пару недель владелец отеля в Мидвилле, Пенсильвания, нашел следующую надпись, выцарапанную на окне одного из номеров: «Эйб Линкольн умрет 13 августа 1864-го с помощью яда». Надо заметить, что за день до этого номер занимал известный актер по имени Бут — Джон Уилкс Бут.
В июне того же года республиканцы выдвинули Линкольна на второй срок, хотя значительная часть из них считала, что партия совершает большую ошибку. Многие видные партийные деятели просили Линкольна отказаться, а некоторые открыто требовали этого от него. Они планировали провести новый съезд партии, признать деятельность Линкольна провальной, снять его кандидатуру и, соответственно, выдвинуть своего человека. Даже близкий друг президента Орвилл Браунинг в июле 1864-го написал в своем дневнике: «Величайшая нужда нации — это компетентный лидер во главе дел». В какой-то момент Линкольн и сам стал думать, что он в безнадежной ситуации, и оставил все мысли об избирании на второй срок. Он потерпел неудачу, его генералы потерпели неудачу, его военная политика потерпела неудачу. Люди потеряли веру в его правление. Президент стал бояться, что Союз может сам по себе развалиться. В тот период он часто повторял: «Даже небеса оделись в черное». В конце концов группа непримиримых радикалов созвала новый съезд партии и выдвинула генерала Джона Фримонта в качестве нового кандидата, расколов тем самым республиканскую партию. Ситуация стала безвыходной: нет никаких сомнений, что если бы Фримонт позже не отказался от борьбы, то генерал Макклеллан, кандидат от демократов, разгромил бы своих расколовшихся оппонентов, круто изменив историю нации. Ведь даже после отказа Фримонта Линкольн получил всего на двести тысяч голосов больше, чем Макклеллан.
Но, несмотря на то, что жесткие обвинения в его адрес только усиливались, президент продолжал делать свое дело, оставаясь безразличным ко всем: «Я хочу руководить этой администрацией так, чтобы при сложении полномочий, даже если у меня не останется ни одного друга на земле, был хоть один — глубоко внутри меня… Я не обязан победить, но обязан быть справедливым. Не обязан преуспеть, но обязан жить согласно свету, который есть во мне».
Уставший и обеспокоенный, он часто бросался на диван, брал маленькую Библию и обращался к Иову: «Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне…».
К лету 1864-го Линкольн был уже другим человеком: изменившись и телом, и духом, он не был уже тем гигантом, пришедшим из прерий Иллинойса пару лет назад. Из года в год его смех становился все менее частым, морщины на лице все углублялись, плечи опустились, щеки впали, началось хроническое несварение желудка, ноги всегда были холодными, пропал сон, и появилось постоянное чувство тревоги. «Я чувствую, что больше счастлив не буду», — так он описал свое состояние в разговоре с близкими.
Увидев маску Линкольна, снятую с него при жизни весной 1865-го, знаменитый скульптор Огастес Сент-Годенс подумал, что она сделана после его гибели, и даже настоял на этом, поскольку явные признаки смерти уже тогда были видны на его лице.
Художник по имени Карпентер, написавший картину сцены «Прокламации освобождения», прожил в Белом доме несколько месяцев, которые описал в своем дневнике:
«В первую неделю битвы в „Диких лесах“ президент едва ли сомкнул глаз. Однажды я встретил его, пройдя по главному залу личных апартаментов: одетый в длинный халат, он расхаживал по комнате, руки на спине, с огромными темными мешками под глазами и наклоненной вперед головой — яркая картина печали, тревоги и беспокойства… Несколько дней я не мог без слез смотреть на его измученное лицо».
Посетители часто находили его развалившимся в своем кресле настолько обессиленным, что он даже не смотрел на них и не отвечал с первого раза. «Мне кажется, — говорил Линкольн, — что каждый из того множества, что приходит повидаться со мной, пускает в меня свои пальцы, отрывает для себя кусок моей жизни и берет с собой». Позже, во время встречи с миссис Стоу, автором «Хижины дяди Тома», президент заметил, что до спокойной жизни точно не доживет и добавил: «Эта война меня убивает…»