Наконец, утром 4 мая похоронный поезд прибыл в Спрингфилд. Тысячи старых друзей и знакомых Линкольна ждали у нового кладбища, когда первая леди во внезапном приступе ярости изменила все планы, самодовольно заявив, что тело будет захоронено вовсе не там, где уже вырыли могилу, а на кладбище «Ок Ридж» — в двух милях от города. И на эту тему не могло быть никаких «но» или «если», ибо при невыполнении своих желаний она пригрозила отвести гроб обратно в Вашингтон. А поступила она так по не очень-то и достойной причине: дело было в том, что могилу выкопали в центре Спрингфилда, на месте, известном под названием «Участок Мазера», и, конечно же, миссис Линкольн недолюбливала семейку Мазеров. Много лет тому назад один из членов этой семьи каким-то образом вызвал ее жестокий гнев, и теперь, даже у гроба усопшего мужа она жаждала сладкой мести. И в итоге не согласилась хотя бы на ночь оставить тело своего мужа на земле, загрязненной Мазерами.
Представьте себе, почти четверть века эта женщина жила рядом с человеком, который жил «без злости к кому-либо и милосердием ко всем», и, словно короли из французских Бурбонов, так ни чему и не научилась, но вместе с тем ничего и не забывала.
Спрингфилд был вынужден согласится с требованиями вдовы, и к одиннадцати часам гроб президента был перенесен на городскую кладбищу «Ок Ридж». Впереди похоронной кареты шел «Драчливый Джо» Хукер, а за каретой — Старый Бак, покрытый бело-голубым плакатом с надписью «Лошадь Старины Эйба». Когда беднягу везли обратно в свою конюшню, на нем и кусочка от этого плаката не осталось: охотники за сувенирами раздели его догола. Частенько они доставали даже до открытой кареты и стаскивали покрывала, устраивая из-за них драки, пока в дело не вмешивались вооруженные солдаты.
Спустя пять недель после убийства миссис Линкольн все еще скорбела, закрывшись в Белом доме, и отказывалась выходить из своей комнаты целыми днями. Вот что вспоминает об этом Элизабет Кикли, которая была рядом с ней все это время:
«Я никогда не забуду эту картину: слезы разбитого сердца, неземные крики, дикие и бурные вспышки горя из самых глубин души. Я омывала голову миссис Линкольн холодной водой и успокаивала ее страшные переживания как могла. Тэд скорбел по своему отцу не меньше матери, но ее ужасные припадки грусти заставляли мальчика собраться силами. Часто по ночам, услышав рыдание матери, он вставал с постели и в одной ночной рубашке ходил к ней со словами: „Не плачь, мама, я не могу заснуть, когда ты плачешь. Папа был хорошим и отправился в рай. Там он счастлив рядом с Господом и братом Вилли. Не плачь, мама, или я тоже заплачу…“».
30
В момент, когда Бут выстрелил в Линкольна, майор Ратбон, сидевший рядом с президентом, вскочил с места и схватил убийцу. Но тот в отчаянии напал на него с охотничьим ножом и, нанеся несколько глубоких ран на плече майора, смог вырваться. Ускользнув из рук Ратбона, преступник забрался на перила ложи и с высоты двенадцати футов прыгнул на нижний этаж. Но во время прыжка он зацепил флаг, которым была украшена президентская ложа, и приземлился неудачно, сломав малую кость левой ноги. Дикая боль охватила Бута, но он не замешкался: это была важнейшая роль его карьеры — акт, который должен был сделать его имя бессмертным. Быстро встав на ноги, он показательно взмахнул ножом, крикнул девиз Вирджинии: «Sic semper tyrannis» («Так всегда будет с тиранами»), — вырвался на сцену, ударил ножом случайно попавшегося на пути музыканта, вытолкнул одну из актрис и направился к заднему ходу, где его ждала лошадь. Прыгнув в седло, он рукоятью пистолета вырубил парня, державшего его лошадь, и бешено помчался вниз по улице. В надвигающейся темноте железные подковы его коня высекали искры из дорожных плит.
Бут проскакал две мили по городу, рядом с Капитолием, и, когда луна была уже высоко в небе, свернул к мосту Анакостия. На переходе моста сержант Коб, армейский часовой, остановил его, преградив путь штыком: «Кто ты такой? И куда едешь так поздно? Тебе не известно, что по закону, нельзя никого пропускать после девяти часов?».
Не имея представления о чем его спрашивают, Бут назвал свое настоящее имя, сказав, что живет в округе Чарльз и, приехав в город по делам, вынужден был ждать, пока луна поднимется и осветит его путь домой. Сказанное прозвучало достаточно правдоподобно, да и война уже закончилась. Так зачем же устраивать передрягу из-за пустяка? И сержант, опустив штык, позволил всаднику пройти дальше. Спустя пару минут к мосту подошел Дейви Херолд — один из соратников Бута, с теми же оправданиями. Вскоре они встретились в заранее уговоренном месте и под сиянием луны погнали по нижнему Мэриленду, мечтая о бурных аплодисментах, которыми их должны были встретить в Дикси. К полуночи беглецы остановились у знакомой таверны в Сьюраттвилле: здесь они напоили лошадей и, согласно договоренности, получили полевые бинокли, ружья и припасы, которые тем же вечером оставила для них миссис Сьюрат. Затем, выпив виски на целый доллар, преступники похвастались, что они застрелили Линкольна, и исчезли в темноте.